Военный инженер Ермака. Книга 1 - Михаил Воронцов
Металл отполирован, винты изящные. Украшен серебром. Затравочная полка прикрывается крышкой, чтобы не намок порох. Словом, это оружие мастера, не кустаря. Скорее всего, пистолет прибыл с каким-то послом, купцом, а может, украден или подарен. Но теперь он мой. Не отдам никому! Даже если Ермак попросит. Мой боевой трофей!
Потом я взял нож и осторожно соскоблил потемневший налёт с наружной пластины замка, и проступило маленькое овальное клеймо. Присмотревшись, я увидел внутри овала изображение раковины с жемчугом, над которой шла изогнутая надпись: «Lucca». А ниже, более мелко, были выбиты буквы: «F. B. M.»
— Лука… — пробормотал я. — Это же итальянский город. Лукка. Флорентийская торговля, оружейные мастерские.
Мастер, судя по всему, не просто собрал оружие — он вытачивал детали, подгоняя их тщательнейшим образом. Вещь явно для очень обеспеченного клиента.
Рядом с мушкой ещё одна метка: треугольник, разделённый на три части. В левом углу — крест, в правом — молоток, а внизу — буква «R». Это, без сомнений, знак гильдии мастеров-оружейников.
— Ты, родной, через полмира сюда попал… — сказал я пистолету. — Но теперь от меня — никуда.
Как бы узнать, кто скрывается за инициалами. F. B. M… Кто ты? Феличе Барна Моретти? Фабрицио Бартоломео Мекки? Или вовсе Франческо Бернарди?
А что, если…
Чем я хуже создателя этого пистолета, в конце концов⁈ Понятно, что серебро, инициалы и прочее сейчас неактуальны, но сама конструкция?
Я снова повертел пистолет в руках. Да, сделать такой непросто. Но не невозможно, хотя работа очень тонкая. Макар, скорее всего, с этим не справится. Но я сумею. Я знаю, как работают механизмы, как делают крупные и мелкие изделия из железа… много чего знаю. Могу ли я повторить это? Да, черт побери!
Почему нет? Мы уже сделали самострелы! У нас даже пушки из дерева стреляют! Что мешает шагнуть дальше? Если удастся наладить производство колесцовых пистолетов, мы получим огромное преимущество. Один такой стрелок заменит двоих с фитильными ружьями. Особенно если пойдет дождь или придется стрелять в движении. Хотя детали тонкие, будут ломаться, а менять их — невообразимая головная боль.
Однако есть очень большая проблема.
Да, конструкция сложная, но не невозможная. Только вот одно дело — железо, пружины, колеса. Их мы со временем сделаем. А вот искра… тут всё упирается в кремень. Или пирит.
Очень важен материал, трущийся о колесо. Он должен быть твёрдым, давать устойчивую искру. Лучшие пистоли работали на пирите — железном колчедане. Но здесь, в окрестностях, пирита я пока не видел. Кремень — был, да. Но рыхлый, пористый. При ударе крошится, часто вместо искры — пыль. Такой на огниво с трудом годится, не то что на оружие.
Выходит, надо искать. Иначе вся работа — зря. Пистолет без огня просто дубинка. Причем плохонькая.
Ладно, это будет потом.
Я снова опустился над телом татарина и аккуратно перевернул его на спину. Рядом с поясом — добротная кожаная сумка, потемневшая от времени, но крепкая. Богатый владелец, видно, знал цену вещам.
Открыв ее, я нашел всё, что нужно настоящему стрелку: рожок с порохом, кисет со свинцовыми пулями, аккуратные пыжи из войлока. Отдельно лежали инструменты — латунный шомпол, щетка из конского волоса, масло в маленьком пузырьке, медные иглы для чистки, маленькая отвертка, ключ для колеса, ершик для очистки нагара, запасной пиритовый камень. Всё выглядит просто потрясающе.
Отлично.
Я встал и огляделся.
На поле боя стояла странная тишина. Когда-то давным-давно она поражала меня еще в Афганистане. Звуки какие-то странные, будто отдаленные, ненастоящие. Лишь пахло гарью, порохом, кровью и мокрой травой. Затем я увидел, что к руднику приближаются люди.
— Наши идут! — сказал кто-то из казаков, указав рукой.
По дороге, ведущей от переправы к руднику, шел Ермак, с ним Матвей, Лиходеев, Макар, Дементий Лапоть, главный артиллерист Семен и почти все сотники. То есть практически все руководство отряда. А с ними казаки — человек пятьдесят.
По глазам Ермака было видно, что он очень доволен. Уже известно, что бой закончен, и в нашу пользу.
— Живой? — крикнул он мне.
— Пока да, — ответил я и пошел навстречу подходящим людям.
Ермак посмотрел на сгоревший край баррикады, на вмятины от картечи, на тела. Покачал головой:
— Сильно. Очень сильно. Пушки сработали?
— Как часы, — сказал я. — Один залп положил всю толпу…
— Все наши остались живы, — добавил Черкас. — Даже раненых нет. Просто чудеса. Не ожидал такого. Никак не ожидал.
Затем мы прошли внутрь нашей баррикады.
Семен хмуро разглядывал закопченные стволы.
— Держит дерево, — сказал он. — Но тут, смотри, пошли трещины. Ещё один выстрел — и всё, конец.
— Потому и одноразовая, — развел руками я. — Но сейчас большего и не было нужно. Но, если дерево высушить, а потом хорошенько усилить обручами, то, скорее всего, и второй выстрел сделает. Надо разобраться, необходимо ли нам это.
Тут Ермак заметил мой пистолет.
— А это что у тебя?
Я дал его Ермаку.
— Трофей. Татарин, которого мы уже решили мертвым, поднялся и выстрелил. Едва не достал. Но это — не простой пистолет. Колесцовый замок это называется. Таких в мире всего ничего. Как он тут оказался, не знаю.
— Ух ты, — сказал Ермак, взвешивая пистолет на руке. — Никогда такого не видел. И что ж, такие лучше наших?
— Намного, — ответил я. — Без фитиля. Заводится ключом, как часы. Потом колесо даёт искру. Можно стрелять даже в дождь. Только вот беда — для него нужен либо пирит, либо кремень хороший. А у нас… кремень — крошится, рыхлый. Пирита и вовсе не встречал.
Ермак повертел оружие, поднёс к глазам, осторожно постучал по механизму.
— А сможешь такой сделать?
— Сложно, но смогу, Ермак Тимофеевич. Однако без хорошего кремня или пирита он стрелять начнет через два раза, а то и реже. Надежности не будет никакой.
— Значит, искать надо, — сказал он. — Пусть разведка шныряет повсюду и находит кремень такой, чтоб, как ты сказал, не крошился. Или этот, как его, пирит. Объяснишь Прохору, как он выглядит.
— Прохор! — позвал Ермак.
Лиходеев быстро подошел к нам.
— Надо найти кремень. Хороший, крепкий. Не из тех, что на каждом шагу.
