Вторая жизнь Арсения Коренева. Книга пятая - Геннадий Борисович Марченко
Так же мысленно запрограммировал «паутинки», однако на этот раз процесс шёл чуть ли не вполовину медленнее. Да и сил было потрачено на порядок больше. Почему так вышло — можно было только гадать. Тем не менее факт оставался фактом — приготовление «мёртвой воды» требовало больше сил и времени, нежели изготовление «живой».
Однако ещё нужно было проверить, насколько она «мёртвой получилась». В принципе, можно начать с приёмного отделения, куда поступают пациенты с ранами, в том числе гнойными. И в лор-отделение можно наведаться, пусть болезные ангиной прополощут горло моей водичкой, посмотрим, каким будет кратковременный эффект. И в гнойную хирургию заглянуть, там поле деятельности просто огромное.
Что касается «живой воды»… Первым испытателем должен стать я сам. Ну а как иначе? Надеюсь, какие-то изменения в своём организме почувствую.
Взял банку, выдохнул, как будто собрался пить 40-градусную и, мысленно воззвав к Иисусу, сделал небольшой глоток. Хм, а на вкус-то уже и как бы и не водопроводная, а вкусненькая, словно бы ключевая. Только комнатной температуры. Сделал ещё несколько глотков. Подождал, прислушиваясь к собственным ощущениям.
Показалось, или и впрямь во мне энергии чутка прибавилось? Я ведь, пока заряжал воду в банке, потратил её пусть и не изрядно, но достаточно, чтобы ощутить лёгкое недомогание, а сейчас чувствовал, как она во мне восполняется до прежних значений. Как если бы я восполнял её едой и сном. Как это обычно и происходит. Хм, значит, всё же работает!
Но всё равно придётся провести эксперименты над больными. Например, над больными из терапевтического отделения.
Наконец пришла Рита, демонстрируя через плетёные венгерские сандалии, купленные в нашей излюбленной комиссионке, педикюр на своих пальчиках.
— Фух, жарища, — выдохнула она и, увидев банку с водой, спросила. — А это что? Живая? Что это значит? Её можно пить?
— А попей, — согласился я после секундного замешательства.
Банку-то я забыл убрать, так и стояла на тумбочке, наполовину полная после моих возлияний. Или наполовину пустая, кому как нравится.
Она сделала несколько мелких глотков, после чего посмотрела на банку с подозрением.
— Какой-то необычный вкус. Из колонки?
— Не-а, — хмыкнул я, — водопроводная.
— Да ладно, тут хлоркой вообще не отдаёт. И знаешь ещё что… Вот выпила — и усталость как рукой сняло. Вода какая-то волшебная.
Тут-то и пришлось раскрывать секрет. Мол, решил поэкспериментировать с энергией и, кажется, создал «живую воду». А заодно и «мёртвую», вон на подоконнике банка стоит с соответствующей надписью чёрным фломастером. И объяснил, чем та и другая вода полезны организму.
— Да ты что⁈ — выпалила Рита с округлёнными от удивления глазами. — Серьёзно? Ни фига себе! Это же какая польза человечеству!
— Тем и руководствовался, — скромно заявил я. — Планирую провести испытания такой воды.
И дальше рассказал в деталях, как и что хочу сделать. Этот план Рите пришёлся по душе. Жаль только, сказала она, что я не смогу обеспечить такой водой всё человечество.
— Ещё неизвестно, насколько пролонгированным будет действие заряда, — остудил я её пыл. — Примерно час эта банка стоит заряженной, ты только что выпила, почувствовала эффект. Посмотрим, что ты почувствуешь утром. Как раз грамм двести осталось.
Но до утра у нас была бурная ночь. То ли выпитая водичка так сказалась, то ли ещё что, но мы всё никак не могли насытиться друг другом. Вот ведь, думал я, в очередной раз скатываясь с Риты, вода с эффектом «Виагры», что ли, получилась…
Утром, выпив остатки живительной жидкости, Рита заявила, что испытала те же ощущения, что и вчера вечером. После чего с вожделением посмотрела на меня, медленно облизав губы острым кончиком языка. О нет, я такого марафона не выдержу! Я-то воду с утра не пил, а после такой ночи чувствовал себя слегка обессиленным. Но Рита так на меня смотрела, что перед нашим уходом в больницу мы ещё раз слились, как говорится, в экстазе. И уже в больнице к обеду я начал клевать носом — всё-таки усталость дала о себе знать. Даже в ординаторской кардиологии позволил себе, сидя на диване, немного вздремнуть.
Проснулся от звука открывшейся, скрипнувшей несмазанными петлями двери. Вошёл врач Александр Джугели. По виду — чистый славянин, если бы не орлиный нос, доставшийся по наследству от отца-грузина. Как и фамилия.
— Спишь? Видно, ночь была неспокойной, — подмигнул он мне и тут жен посерьёзнел. — А в неврологии загадки решают, всё отделение на ушах стоит. Больного уже в Москву собираются отправлять.
— А что с ним?
— Да шут его знает, я не уточнял. Если хочешь — сходи, поинтересуйся.
Ну я и сходил, всё равно сон уже перебили. У меня тем более в этом отделении, заведовал которым кандидат медицинских наук Владимир Сергеевич Кореновский, двое практикантов на этой неделе трудились, так что номинальный повод посетить неврологию имелся. Выяснил, в какой палате больной, и кто его лечащий врач.
Вскоре Лидия Петровна, сурово глядя на меня сквозь линзы очков, рассказывала:
— Пациенту Серафиму Васильевичу Козырю пятьдесят два года. Поступил три дня назад сельской местности с диагнозом быстро прогрессирующее слабоумие. В принципе, он в поликлинике давно наблюдался, но в последнее время появились и другие симптомы. Вернее, усилились. Нарушены координация и зрение, ориентация в пространстве, также отмечены самопроизвольные подёргивания мышц конечностей и туловища.
— Похоже на болезнь Крейтцфельдта-Якоба, — пробормотал я.
— У нас с Владимиром Сергеевичем такое же подозрение. Но для установления точного диагноза нужно более тщательное обследование, а мы сейчас такими возможностями не располагаем. Даже несмотря на модернизацию, устроенную нашим главным врачом. Так что планиур6ем завтра отправить больного в Институт нейрохирургии. Если уж там не поставят точный диагноз, то…
Она развела руками. А я спросил:
— Позволите взглянуть на больного?
— Да бога ради!
Козырь выглядел не козырно — явно не на пятьдесят два, а гораздо старше. Ввалившиеся глаза, потерянный взгляд, несвязная речь… Пожалуй, можно согласиться с предварительным диагнозом Лидии Петровны.
Болезнь Крейтцфельдта-Якоба, она же губчатая энцефалопатия — редкое и смертельное дистрофическое заболевание коры и подкорковых центров головного и спинного мозга. Вызывается болезнетворным белком прионом с аномальной третичной структурой.
После обеда я
