Колыбельная ведьм. Скриптум Первый - Влада Владимировна Мишина
Думаю, многие ведьмы на моём месте никуда не пошли бы. Несмотря на обещание, Адриан Николетти был для меня никем, и его история про перо вполне могла оказаться выдумкой. Но, во-первых, отец с раннего детства научил нас с Тадди принимать обещания всерьёз и не нарушать их без действительно весомого повода, а во-вторых, долг специалиста по проклятиям обязывал меня помочь нуждающемуся или хотя бы проверить подлинность истории поэта.
Поэтому, оказавшись на улице и щуря глаза от солнца, я направилась в сторону Руга Веккиа, где, судя по его же словам, в жёлтом доме с мезонином жил Адриан Николетти. «Изучить, возможно, проклятое перо, погрузиться в работу… Это должно мне помочь собраться с мыслями. Вероятно, я даже смогу описать этот случай в диссертации, если перо, конечно, на самом деле проклято».
Найти жилище поэта оказалось довольно просто. Хоть жёлтых домов в Венеции и было в избытке, на нужной улице мезонин, то есть мансарда или, ещё проще, чердак с покатой крышей, был только один. Богачи на Руга Веккиа не жили, и в большинстве зданий комнаты перестраивались в отдельные квартиры, которые занимали разные люди. Поэтому я не удивилась тому, что входная дверь в дом с мезонином была открыта.
Войдя с непривычной даже для Италии октябрьской жары в прохладный холл, я подошла к рукописной табличке, на которой были указаны имена арендаторов квартир. «Николетти… Третий этаж: видимо, как раз мансарда».
Порадовавшись, что не придётся стучать ни в чьи двери, кроме нужной, я быстро поднялась по каменным ступеням к единственной двери на третьем этаже. Она была обшарпанной и на вид очень хлипкой. На мой короткий стук никто не ответил.
Дом вообще казался нежилым, в отличие от ухоженных соседних зданий. Его окутывала тишина, которая в сочетании с прохладой вечно сырых жилищ Венеции была странно-тревожной.
Обычный человек, скорее всего, просто поёжился бы и списал всё это на разгар рабочего дня. Решил бы, что все жильцы где-нибудь на службе, но уже через пару часов начнут возвращаться, наполняя дом звуками. Однако я, как ведающая, понимала, что подобная тишина и ощущение тревоги могли быть признаками близкого присутствия проклятия.
Постучав ещё несколько раз и так и не дождавшись никакого ответа, я неуверенно толкнула дверь. Она медленно приоткрылась с противным скрипом, открывая вид на полутёмную комнату. Единственное небольшое окно было неровно занавешено прохудившимся шерстяным пледом. В полумраке виднелись стол, заваленный исписанными бумагами, неубранная постель, несколько сломанных стульев, вокруг которых валялись щепки их отломанных ножек и несколько десятков погнутых писчих перьев, раскиданных по полу. Перо такого же вида я видела накануне прикрепленным к поясной сумке Адриана. Сомнений в том, что квартира принадлежала поэту, не оставалось. Однако его самого видно не было.
Тихо вдохнув, я едва поборола подступившую к горлу тошноту. В комнате пахло сырой землёй и чем-то сладко-металлическим.
– Адриан? Это Эстер Кроу. Мы с вами встретились накануне… – Я шагнула вперёд, надеясь увидеть другие комнаты, но их не было.
На лоб капнуло что-то тёплое. Металлический запах усилился. Медленно проведя рукой по лицу, я взглянула на ладонь. «Кровь… Понятно…» Притворяясь, что ничего особенного не случилось, я медленно попятилась и вышла из квартиры. Мне вслед донеслись шипение и скрежет, похожий на скрип пера по штукатурке, но звуки стихли, как только я плотно закрыла дверь.
Продвинутый справочник по работе с проклятиями гласил: «Смотреть на источник или жертву неопознанного проклятия нельзя. Глаза – самая беззащитная часть, через которую происходит порабощение».
Поэтому, прежде чем возвращаться в квартиру поэта, мне нужно было понять природу проклятия, его силу и желательно сразу подготовить несколько планов по его уничтожению.
Я прижала руки к двери, шепча несколько определяющих формул и заклинание открытия скрытого.
– Patefacio sursum[25]… – в ушах зазвенело.
Ладони на двери окутало мягкое сияние, и оно же проявило на стенах, за которыми находилась квартира Адриана, чёрные кривые полосы. Они отдалённо напоминали прожилки плесени и пульсировали в ритм учащённого биения сердца. К счастью, подобное проявление мне было знакомо. «Проклятие чужой души. Второй уровень опасности. Как правило, передаётся через предметы. Похоже на одержимость… Порабощает разум обладателя и доводит до самоубийства».
Такие проклятия были очень распространены. Они цеплялись к орудиям убийств, к подаркам, сделанным со злым умыслом, к личным вещам, чьи владельцы совершали жестокости или были поглощены виной за подобные деяния. Эти предметы часто попадали в антикварные лавки, поэтому со времён Зимнего Совета каждый уважающий себя владелец такого магазина ежемесячно нанимал специалиста по проклятиям для очистки и проверки всех товаров.
«Адриан сказал, что перо ему подарили, – вспомнила я. – Не знаю, кому поэт перешёл дорогу, но подарок ему вручили смертельный. Такие проклятия слишком часто забирают жертв с собой при очищении…»
План действий был довольно прост и совершенно мне не нравился. Нужно было понять, как сильно проклятие уже поработило Адриана и был ли шанс его спасти. Очищать вслепую, как я изначально хотела, можно было только первый уровень.
Я резко распахнула дверь, осматривая потолок. Он весь был исписан алыми буквами, а на полу, прямо передо мной, сидел бледный поэт Адриан, сжимающий в руке простое писчее перо, кажется, гусиное.
Он поднял на меня безумный взгляд и широко улыбнулся, открывая оба ряда зубов.
– О, синьорина! Где же ты скрывалась в этом мире?..[26] – Адриан пропел странную фразу и тут же обмакнул перо в кровоточащий продольный порез на запястье. – Согласен. Это надо записать.
«Он потерял слишком много крови и находится в сознании только из-за того, что им управляет проклятие…» Я могла провести очищение быстро, безопасно для себя и для всех людей, кто находился недалеко от дома Адриана, но этот способ почти наверняка убил бы поэта. Иной вариант включал в себя риск сделать проклятие сильнее, подвергнуть опасности себя и жителей ближайших домов, но при таком раскладе шансов на выживание у мужчины было значительно больше. Кровь из его пореза продолжала стекать на пол. У меня не оставалось времени на раздумья.
Ещё на первой лекции профессор Санторо рассказала нам, на какие жертвы ей порой приходилось идти. Дать умереть младенцу, которого коснулась хворь проклятия, чтобы выжила целая деревня. Убить супругов, проклявших друг друга и слишком поздно раскаявшихся. Позволить смерти забрать одного, но сохранить жизнь сотням. Я всегда знала, что и мне однажды
