Фантастика 2025-32 - Алексей Викторович Вязовский
Пьер, инструктор с дежурной улыбкой и тяжелым французским акцентом, встретил меня на горке зеленого уровня. Он был профи, вон какие движения плавные. Он словно летит по склону, вызывая во мне лютую зависть.
— Monsieur, vous devez plier les genoux… — начал он, но я резко перебил:
— Стопе! Говори по-русски, Пьер. Я специально заплатил, чтобы русскоязычного инструктора дали.
Он кивнул, не теряя своей улыбки, и перешел на ломаный, но вполне понятный русский:
— Хорошо, месье. Немного согните колени, держите спину прямо, и… не бойтесь.
Я кивнул, стараясь выглядеть уверенно, но внутри все сжалось. Палки, которые я держал в руках, казались какими-то чужими, а ботинки, жесткие и неудобные, сковывали каждое движение, обхватив лодыжки намертво.
— Теперь, когда мы научились стоять, пожалуйста, немного оттолкнитесь и перенесите вес тела на левую ногу. Палки держите перед собой, они вам пока не понадобятся…
Да? Палки не понадобятся? А на хрена я их тогда брал? Про перенос веса я не слишком понял, а потому поехал прямо вниз, ускоряясь с каждой секундой.
— Не торопитесь так, месье, — крикнул вдогонку Пьер, но я уже падал.
Я понял совершенно отчетливо, что лучше остановиться сейчас, чем потом, когда меня будут отскребать во-о-он от той скалы. И падение на бок — не самый худший способ для этого. Огромный камень приветливо смотрел на меня замшелым боком и даже, как мне показалось, немного расстроился, когда я не долетел до него всего пару метров.
Снег оказался холодным и жестким, несмотря на свою кажущуюся пушистую мягкость. Я попытался встать, но горнолыжные ботинки, словно кандалы, не давали мне подняться. Я катился вниз и падал снова. Мои руки утопали в снегу, а колени дрожали от напряжения. И у меня ни хрена не получалось.
— Давай, ты сможешь! Боком встань! Перпендикулярно склону! — услышал я голос Насти. Она стояла в стороне, закутанная в белоснежный пуховичок. Ее лицо раскраснелось от ветра, и я всерьез подозревал, что ей тут нравится. По крайней мере, она уже успела скатиться и подняться на гору снова.
Я попытался встать, но ноги, как будто сделанные из ваты, отказались слушаться. Лыжи скользили в разные стороны, и я снова рухнул на снег, едва не освоив попутно поперечный шпагат. Капец, как больно. Колено ударилось обо что-то твердое, и я едва сдержал ругательство, чтобы не показать слабину.
— Может, лучше вызвать скутер, месье? — услышал я голос Пьера. Его тон был вежливым, но в нем явно сквозила насмешка. — Мне кажется, горные лыжи для вас — это пока слишком сложно.
Это было чересчур, и я почувствовал, как кровь ударила в голову. Я, человек, который привык контролировать все вокруг, не мог справиться с парой алюминиевых палок и с двумя кусками пластика. Руля, который уже спустился ко мне, словно тень, подлетел к Пьеру. Он тонко чувствовал такие вещи. Его лицо, обычно непроницаемое, исказилось от гнева, что в его исполнении выглядело пугающе.
— Ты что, самый умный? — прорычал он и, не дожидаясь ответа, сунул французу в слащавую физиономию. Хук с левой, прямо в правую скулу.
— Да чтоб тебя, Руля! — расстроился я, понимая, что на сегодня урок закончен. — Ну зачем!
Француз упал в снег, его улыбка исчезла, а на лице появилось выражение растерянности и легкого ужаса. Под правым глазом наливался синевой феерический фингал, и это было скверно. Тут же Европа. Тут не принято бить за неаккуратные слова. Тут ведь живут исключительно розовые пони, пукающие фиалками. Вокруг нас моментально собралась толпа. Кто-то кричал, кто-то звал на помощь, а я стоял, все еще пытаясь прийти в себя, и чувствовал, как на меня накатывает волна стыда и злости. Надо же было так лохануться!
Полиция прибыла быстро. Рулю, несмотря на мои протесты, забрали в участок. Его лицо оставалось каменным, но в глазах я увидел что-то вроде упрека. Ты чего, босс? — как бы говорил он. — Я же за тебя впрягся? Не вкуривает мой охранник, как тут дела обстоят. Придется ему почалиться немного. Впрочем, в Куршавеле уже вовсю работают адвокаты, которые обслуживают диковатую публику с востока. Тут частенько быдлят те, кто считает себя хозяевами жизни. И они совершенно искренне не понимают, почему полицейские не берут взятку и не отваливают в закат, чтобы не мешать культурному отдыху уважаемых людей. Руля выйдет под залог, и все закончится штрафом. А Пьер, который осознал, наконец, чудовищный размер отступных, щебетал как райская птица. Он совсем не против продолжить наши занятия. Уверен, когда он получит бабки, то с большим удовольствием подставит еще и левую скулу. Для симметрии. У него же их две…
* * *
Морозный воздух за окном, но внутри клуба Les Caves de Courchevel — адский котел страстей, музыки и роскоши. Я, в своем черном смокинге от Brioni, с бокалом Dom Pérignon в руке, чувствую себя королем. И даже неудачная попытка сесть на шпагат не портила мне настроение. Боль уже притупилась, точнее, ее «притупили». И тот, кто это сделал — идет рядом. Сегодня Настя одета в красное платье от Versace, обтягивающем фигуру как вторая кожа — выглядит она в нем так, будто только что сошла с обложки Vogue. Ее каблуки стучат по полу в такт музыке, а глаза блестят как алмазы, отражая свет диско-шаров. Тут уже открыли модные магазины, чтобы любовницы скороспелых богачей тратили здесь их денежки. Вот и Настя не растерялась. Пафос — это наше все.
Мы входим в клуб, и нас сразу же окутывает волна тепла, смешанного с ароматами дорогого парфюма, сигар и шампанского. Звуки хаус-музыки бьют в грудь, как пульс, заставляя сердце биться быстрее. Настя громко смеется, и я чувствую, как все вокруг оборачиваются, чтобы посмотреть на нас. Мы — центр вселенной в этот момент. М-да… Это все шампанское. Пить его после коньяка — плохая идея, но втыкает знатно. Словно крылья за спиной выросли.
Бармен с ловкостью фокусника готовит нам коктейли. Я заказываю бутылку Krug Grande Cuvée, потому что сегодня не день для экономии. Настя берет бокал, ее губы касаются края, и я вижу, как она прищуривается, наслаждаясь вкусом. Мы чокаемся, и звон бокалов тонет в грохоте басов.
Танцпол. Почти сразу мы идем размять кости, и Настя начинает двигаться. Ее тело извивается в такт музыке, как будто она родилась для этого. Я беру ее за руку,
