Фантастика 2025-24 - Владимир Мухин
— Твоей воли оказалось многовато… — виновато прошептали справа, и я, повернув голову на голос, еле удержал в себе содержимое желудка. — Ты начал изменяться как-то уж очень быстро, и мы решили остановиться!
— Правильно сделали! — пробормотал я, и не узнал собственный голос — он показался мне куда более низким, чем обычно, и каким-то рокочущим, что ли.
— Ого, какой голосок! — восхитились слева. — Пробирает до слабости в коленях! А ну-ка, скажи что-нибудь еще…
— Не надо! — испугались справа. — У меня пересохло во рту, а сердце заколотилось, как сумасшедшее!!!
Слева не на шутку развеселились:
— А-а-а, боишься?
Впрочем, развивать эту тему дамы не стали — коснулись Даром и вжались в меня телами, а через некоторое время заключили:
— Так же, как было у нас: немного тошнит, кружится голова и слегка колотит.
— А еще я толком ничего не вижу из-за пятен перед глазами и чувствую жуткий голод! — добавил я. А потом уточнил: — Хочу мяса. Много. И прямо сейчас!
Видимо, монолог, произнесенный новым голосом, оказался слишком длинным, так как справа ойкнули, стремительно откатились куда-то далеко-далеко и под истерический смех той, что слева, хрипло выдохнули:
— Я вызову разносчицу с кухни и закажу!
— Пусть поторопится! — поняв, что вот-вот умру с голоду, воскликнул я. — И тащит хоть холодное, хоть вчерашнее, хоть позавчерашнее…
— Нейл, ну пожалуйста! — жалобно попросили от входной двери и исчезли за открывшейся створкой.
— Любимый, слушай меня внимательно! — после небольшой паузы потребовал оставшийся голос, и я, наконец, сообразил, что слышу Вэйльку. — Сейчас ты откроешь глаза и сосредоточишься на большом белом пятне, которое появится перед тобой. Это моя ладонь. Твоя задача — сначала увидеть ее контуры, а затем и каждый отдельный палец. Договорились?
Я кивнул. А следующее кольцо-полтора с помощью меньшицы приводил зрение в порядок. То есть, заново учился узнавать ее руку сначала перед лицом, затем на расстоянии локтя, двух и так далее. С каждым новым упражнением мути в глазах становилось все меньше и меньше, а окружающий меня мир обретал глубину, объем и цвет. Мало того, стоило мне вернуть умение переводить взгляд с отдаленных предметов на те, которые совсем рядом, как перед внутренним взором что-то вспыхнуло, и я прозрел. То есть, увидел такими, какими они есть на самом деле, и слегка встревоженную Вэйльку, и спальню. Хотя нет, не такими же — зрение стало заметно острее, чем раньше, при желании сосредоточиться на чем-то одном предмет словно немножечко приближался, а края поля зрения чуть-чуть размывались! При этом головокружение практически прошло. Тошнота и дрожь — тоже. Зато голод стал таким сильным, что моментами лишал возможности нормально соображать. Поэтому, услышав в малой гостиной шорох ковра и унюхав сводящий с ума запах вареного мяса, я рванулся к краю кровати и… понял, что разучился не только нормально смотреть, но и управлять собственным телом!!!
Само собой, расстроился не на шутку, ибо сразу же вспомнил о дежурстве. И почувствовал ласковое прикосновение к плечу:
— Все придет в норму меньше, чем за стражу! Главное не торопиться!
Я вздохнул, затем наткнулся взглядом на блюдо с мясом, которое несла мне полностью одетая Найта, и на какое-то время выпал из реальности…
…Для того чтобы вернуть себе способность нормально двигаться, потребовалось стражи полторы, проведенной в самой странной тренировке из всех, которые мне когда-либо устраивали. Сначала я пробовал сгибать и разгибать каждый палец по отдельности. Затем сжимал их в кулак, поднимал и опускал кисть, крутил предплечьями и так далее. Чуть позже, когда начали слушаться руки, так же добросовестно занимался ногами. Потом смог сесть, встать, сделать первый шаг. Конечно же, не без поддержки Дарующих. Справившись с головокружением, пересек комнату по прямой. Чуть не упал при попытке повернуться направо. Присел. Сделал первый выпад и первый кувырок.
Вскоре стало понятно, что для возвращения уже имеющихся навыков сознанию требовалось от трех до пятнадцати повторений одного и того же движения. Причем, если первые получались «со скрипом», то последние радовали непривычной легкостью и странным ощущением, которое Вэйлька назвала «прорастанием движения в душу»: вбитые в ноги перемещения, удары и целые связки выполнялись так, как будто я ими жил с самого рождения! Поэтому незадолго перед рассветом, когда ко мне вернулась не только способность двигаться, но и внутренний взор с умением слышать, я доел третью тарелку мяса и захотел попробовать себя в поединке.
Услышав это предложение, Вэйлька заулыбалась. А Найта, невесть в который раз за ночь покраснев до корней волос, тихонько попросила:
— Нейл, пожалуйста, попробуй что-нибудь сделать со своим голосом, а то этот тембр сводит меня с ума!
Держа данное слово, она не позволила себе закрыться даже в этот момент. Поэтому я, услышав, что с ней творится, дал женщине ощутить, что чувствую вину, и пообещал, что попробую что-нибудь сделать. Затем закрыл глаза, внимательно оглядел себя внутренним взором, а где-то через треть кольца вдруг понял, что родовыми цветами — черным с серебром — «окрашено» мое горло.
Для того чтобы убрать этот «цвет», потребовалось просто захотеть. И я, не на шутку обрадовавшись, смог нормально извиниться:
— Прости, я не хотел! Голос стал таким сам собой…
— А повторить сможешь? — заинтересованно спросила Вэйлька.
— Да, смогу. Только зачем? — вернув и убрав «серебро», буркнул я. — Ни одна женщина на свете не сравнится с теми, которые у меня уже есть. А соблазнять, кого попало, не в моем характере…
…Бой против двух Дарующих, работавших на пределе своих возможностей, быстро превратился во что-то, похожее на танец: они наносили выверенные, точные, согласованные и невероятно быстрые удары по разным уровням, а я чувствовал каждую атаку еще до ее начала по переносу веса, повороту корпуса или изменению положения ног. А еще во время этого безумия успевал увидеть куда больше, чем раньше. Поэтому с легкостью проскальзывал между деревянными клинками, притирался к своим красавицам или легкими касаниями ладоней подправлял их движения так, как мне требовалось.
Потом Вэйлька всплеском эмоций разбудила и позвала Майру, и рисунок танца стал намного насыщеннее, плотнее и красивее: две обнаженные фурии с распущенными волосами и одна
