Люди на карте. Россия: от края до крайности - Владимир Дмитриевич Севриновский
Как-то раз я врезался в столб. Собаки были неопытные. Одни стали справа обходить, другие – слева. Привязал упряжку в кедраче, чиню нарту. В том году участвовала женщина со злыми псами – помесь лаек с овчарками. Так и смотрят, кого бы сожрать. Когда кто-то обгонял, ей приходилось в кустах отсиживаться. Мчится она, не ожидая беды, даже плетку не приготовила. Тут я понял: будет битва титанов. У меня олимпийский костюм был призовой, губернаторский. Не успел оглянуться, уже обрывки штанов у собак во рту. Понимаю, что еще чуть-чуть – и там же будут куски моих ног. Вот это сражение было! Собаки наседают, я от них остолом, каюрской палкой, отбиваюсь. Мог и убить, но я ведь добрый батюшка. Наконец та женщина плетку нашла, и мы разошлись. Потом, после гонки, сама мне костюм штопала.
Однажды на въезде в поселок собаки испугались лошадей и понесли. Нарты на кочке перевернулись. Упал, чудом зацепился и волочусь. Ведь если отпустить упряжку – труба. Минут пять точно пахал землю. У финиша ждут – где же батюшка? А он через поселок на пузе гоняет. Потом все же разжал руки. Пришел в себя, встал – замученный, грязный, оборванный, и отправился искать своих собак по помойкам. Теперь уж научился, редко их упускаю.
Шурупчик, заслуженный передовик лохматой бригады, оказывается простым серым псом, которого сторонний наблюдатель вряд ли бы выделил среди изящных синеглазых хасок. Но сам он прекрасно знает себе цену и, завидев незнакомца, деловито метит территорию, показывая, кто тут самый главный, вплотную приближенный к создателю небольшого собачьего мирка. Отец Владислав с сыном разносят миски, не забывая ни захлебывающихся собственным лаем восторженных щенков, ни молчаливого чукотского пса, взирающего на суетливых собратьев с не свойственным собакам высокомерием.
– Собаки-это мой второй приход. Лучше воспитать немногих, но идеально. Бывает, что на восьми выигрывают гонку, а на четырнадцати – плетутся в хвосте. Всех надо тщательно готовить. Летом – велосипед и тележка. Осенью запрягаю в квадроцикл. Они лучше идут парами, кобель и сука. Коренные, которые ближе всех к тебе, – самые выносливые, им сложнее работать. Нарты ведь постоянно швыряет, их нелегко удерживать на шахме. Иногда поближе и штрафников ставишь, которые подраться любят.
Кормишь всех одинаково, гладишь, но все равно, если в детстве щенок болел, ты с ним долго возился, потом по-особому относишься. Передовика некоторые каюры и вовсе в дом пускают. А бывают красивые, голубоглазые, но такие тупые! Тащат упряжку куда не надо.
Мне говорят, ты – священник. Что же тогда соревнуешься? Но если не буду соревноваться, меня и на гонку не возьмут.
К тому же просто экспедиция – это скучно. Начинаешь думать, как бы кого-нибудь догнать, засекаешь время и… Конечно, азарт есть. Главное – не делать из него культа. Первым делом я священник, потом уже каюр и спортсмен. Бывает, азарт пересиливает. А потом думаешь: ну и что? Наору я на собак, выдохнусь, сорву голос. Приеду в село – молебен петь не смогу. Придут ко мне: батюшка, поговорите с сыном, чтобы не пил. А я уже никакой. Тогда понимаешь, что это – лишнее. Выиграешь – хорошо. А не идут собаки – смиряешься и спокойно едешь.
Местные – люди гостеприимные. Им ничего не жалко. Правда, у них и нет ничего. Однажды меня в Палану пригласили. Приехали по зимнику – конечно, с продуктами, но они об этом не знали. И говорят с гордостью, что ждали нас и подготовились как следует. В доме прибрались, запарили чай и даже хлеб достали. Для них чай – это пустяки. Сахар – уже хорошо. А хлеб сами не ели, для священников оставили. Как тортик у нас для гостей. Очень христианское отношение – и к людям, и к природе. В селе Аянка, почти на границе с Чукоткой, охотники поехали как-то на остров за яйцами чаек. Добирались чуть не полдня, бензину потратили море, взяли яйца, привезли в лагерь, стали жарить – а они горькие. Другой бы выкинул, а они отправились возвращать их обратно в гнезда. Вот и получается – не только я их учу христианству, но и они – меня.
В наших северных селах, кроме Паланы, до сих пор нет постоянных священников. Раз в год батюшка посетит, и то по-быстрому. Я раньше часто ездил, но теперь детей много. Седьмой, Бог даст, скоро родится. Мало кому Господь внушает желание в такую даль отправляться. Почти все отказываются. Сейчас в «Берингию» со мной отец Василий на снегоходе ездит, помогает. И все. Каждый хочет поближе к городу, где приходы богаче. Что в селе? Горстка бабушек. То ли дело большой храм. А я не представляю, что бы делал в городе, в соборе. Не смогу, буду духовно уставать. Я бы вообще на Север уехал. Просто у меня дети маленькие. И матушка холод не шибко любит. Хоть в город не рвется – и то хорошо.
Посчитал как-то, во сколько мне собаки обходятся, и подумал: скоро меня супруга точно из дома выгонит. Но терпит пока. Приехал как-то с «Берингии», говорю: не пойду на следующий год, собак раздам. А она: «Ты что?» Поняла, что нужно это. Благодаря нашей гонке Север хоть как-то барахтается. Не будь ее, не было бы и столько каюров по селам.
Если забросят люди собак, снова будут пьянствовать. Да и остальные – готовятся к встрече гостей, танцы разучивают. А где гонки нет, нечем жить людям. Пьют и режут друг друга.
Рядом с загончиком для «спортсменов» – полянка других четвероногих прихожан. Здесь и больные, и старые. В городе таких давно бы усыпили, но батюшка говорит просто: «Я не могу убирать собак». Рядом со слепым псом, которого отец Владислав иногда берет в упряжку, подкидыш со сломанной лапой и мясная собака, украденная сердобольными моряками в Корее из-под носа у поваров. Для каждого у священника находятся и вкусная