Люди на карте. Россия: от края до крайности - Владимир Дмитриевич Севриновский

И, не дожидаясь ответа, тянется за чайником. В соседней комнате смолкла песня на странном, ускользающем от меня языке, и дед, помолчав немного, затягивает над засыпающим младенцем, сыном моего друга:

– Баю-баюшки-баю, не ложися на краю. Придет серенький волчок и ухватит за бочок…

Чисто, без малейшего акцента – так, как пели когда-то в русских селах и почти не поют в Москве.

7

Блестящая иномарка, слегка подрагивая, обгоняет «Лады»

простых жителей республики. Кажется, на Северный Кавказ уходит чуть ли не вся продукция отечественного автопрома. На роскошном хайвее скорость почти не чувствуется, и Вика, поглядев на спидометр, не сразу верит глазам:

– Сто девяносто километров в час?

– Нет, – успокаивает ее коротко стриженый водитель,

с трудом ворочая сломанной челюстью. – Не сто девяносто, а двести десять! – заканчивает он, вжимая в пол педаль газа. Вскоре мы тормозим на посту. Полицейский берет под козырек:

– Нарушаете?

– Разумеется! – водитель улыбается так широко, насколько позволяет перелом.

– Ваши права!

– Подожди, друг. Они у меня под задницей, лень доставать. Мы же дома. Зачем злишься? Я только подвезу ребят и сразу вернусь. Хорошо?

Полицейский отходит, и мы летим дальше.

8

Аргунское ущелье – наверное, самое прекрасное в республике. Вступаешь на крохотный мостик с низкими перилами, будто бы перекинутый через небольшую ямку, и видишь внизу полускрытый листьями головокружительный провал в пару сотен метров. Неподалеку из скалы выступают две древние родовые башни. Говорят, одну из них расстреляли российские танкисты. Теперь она восстановлена.

– Мы на срочников не в обиде, – говорит водитель, начальник местной охраны. – Солдатики, что с них взять. Сами были не рады сюда угодить. А вот среди контрактников попадались разные…

Внучка льнет к деду с курчавой седой бородой. Мы сидим за столом, и семья угощает нас скромной, но вкусной деревенской едой. Я тыкаю вилкой в желток, похожий на крохотное живое солнце, а дед степенно рассказывает о своей жизни, пчелах, хозяйстве, и лишь вскользь сетует, что до войны они жили куда богаче. Потом пришлые люди сожгли и дом, и живую скотину прямо в хлеву.

– Кто это сделал? – спрашиваю я.

Но он не отвечает, переводя разговор на другую тему.

– Знай, – говорит дед на прощание, – в наших горах можешь смело приходить в любой дом. Везде будут и ночлег, и чай.

А где у нас чай, там и голодным не останешься. Мы рады каждому гостю.

Он провожает нас до трассы и помогает остановить машину. Жужжат ленивые пчелы, кони жуют траву, облака набухают дождем над цветущими склонами, и невозможно представить здесь войну – ни будущую, ни прошлую.

9

А еще были девушки в хиджабах, певшие хором русские песни о любви. И была новая огромная библиотека, и лезгинка на окраине Грозного, которую я танцевал с местной красавицей под выстрелы проезжающих водителей. Чечня, словно радушная хозяйка, стремилась показать себя гостям с лучшей стороны, спрятав грязное белье и поломанные вещи по дальним чуланам. В конце концов, была весна, и мало где она чувствуется так щемяще-остро, как на Кавказе. Но настала пора возвращаться.

Обратно нас вез бритоголовый задумчивый рыбак с длинной черной бородой.

– Люди – как пять пальцев, – говорил он. – С виду похожие, на самом деле разные. Исчезнем без следа, только запомнит кто-то и скажет потом: хороший человек был. Или плохой. Мне ничего не надо, только бы детей вырастить, чтоб говорили про них: «Хорошие люди. Должно быть, и отец их таким же был».

Зачем так много людей с автоматами? Полиция есть, ОМОН для чрезвычайных случаев. Боевиков почти не осталось.

Так, бегают по лесам три инвалида. Я бы, чем все эти гвардии создавать, накупил на те же деньги комбайнов, тракторов и – сеять, сеять, сеять… Тут такая земля! Такие сады были! Раньше наши фрукты по всей России продавали. Мы тогда, в Южной Осетии, думали, что, если выживем, все хорошо будет. Батальон «Восток». Может, слышал?

Слышал, конечно. Детище опального клана братьев Ямадаевых, командира которого, Сулима Ямадаева, убили в Арабских Эмиратах.

Водитель тем временем продолжал:

– За неделю до войны нам оставили по четыре рожка с патронами. Наши позиции обстреливали грузинские танки, а приказа все не было. Так и держались три дня, пока войска не подошли. А на боевые меня потом кинули. Российские ребята уже давно получили свои полтора миллиона. У них Москва, Путин. Достойный мужик. Американцы везде шпионов понатыкали, даже среди депутатов, но он все видит. Может одернуть, может и пальцем под ребро. Мы с товарищами денег так и не дождались, подали в суд. Потом приходит отец, говорит: во дворе тебя спрашивают. А там две черные «Приоры». Я сразу все понял. Дети, говорят, у тебя есть? Вот и расти их, сиди на заднице и не выпендривайся. Так и сижу с тех пор. Я бы на эти деньги бычков купил, землю. Яблони бы посадил, а что осталось – братьям раздал. Зачем эти небоскребы? На них наживается лишь кучка людей. Надо сажать сады, и все у нас будет хорошо…

Мы давно миновали его деревню, но рыбак довез нас до самого поста «Кавказ».

– Так мне спокойней, – коротко пояснил он.

Я предложил ему заходить в гости, когда будет в Москве, но он со смехом отказался:

– Никогда я не попаду в вашу Москву…

И уехал.

Мы уже привычно предъявили документы на границе Северной Осетии и Ингушетии, так похожей на государственную, пересекли ее и уселись в траве ждать попутки. Вечерело. Вскоре от поста отделилась дюжая фигура и приблизилась к нам. В свете заходящего солнца она казалась почти черной. – Ребята, вы, наверное, голодные, – смущенно произнес солдат. – Вот, держите. Я вам пирожки принес. Со сгущенкой…

Швейцарский пейзаж

В Астраханском краеведческом музее есть странная картина, которая сразу приковывает взгляд. Справа от нее – портрет Сталина в натуральную величину. Под ней – гипсовые чабан и телятница. Слева – цикл картин, изображающих товарища Кирова среди бойцов 11-й армии. Вокруг революционера зияют раны или ярится метель, что только подчеркивает покой и умиротворение, которыми дышит странная картина по соседству. На ней густыми темными мазками нарисован швейцарский пейзаж. Горы с ледниками высятся над широким озером, в котором отражается чистое небо с редкими облачками. Мужчина в тирольской шляпе, стоя в лодке, протягивает руку женщинам в роскошных, несколько старомодных платьях. Из трубы на крыше небольшого шале вьется дымок. Безмятежность картины, даже неброскость ее создают кричащий