«Благо разрешился письмом…» Переписка Ф. В. Булгарина - Фаддей Венедиктович Булгарин
Вот в каком положении дело. Вас опутал Невахович, а я вас спасаю от гнева публики – и за это, кажется, не должно гневаться на меня.
Еще другая просьба. У вас любимое слово благодарность – mais chaque publique[855] это словцо подхватили и называют фельетоны – благодарными фельетонами. В иных фельетонах мы исключаем по шести благодарностей. В этом фельетоне – кроме благодарности дирекции, Ассандри и другим были две благодарности дрянной Тадини, итальянской корове! Ради бога – за что ее благодарить? За то разве, что выросла с печку и откормила филейные части! Вообще, ни журнал, ни публика никогда не должны никого благодарить! Артисты должны быть благодарны – если платящая им публика – довольна. У нас ради спокойствия – можно раз в год – вопреки совести – сказать доброе слово дирекции – но не тогда, когда представителями ее Невахович и Киреев! Прекрасная компания! Нечего сказать! Знаю, что от этого письма щекотливость ваша разыграется – и Вы на меня разгневаетесь – но я уже отдал себя на жертву всему – а правдою и пользою «Пчелы» не могу жертвовать – и хотя люблю вас и уважаю – а должен был высказать все что думаю[856].
Преданный Ф. Булгарин
15 ноября 1843
Спбург.
13
Почтеннейший Рафаил Михайлович!
На мне, как на представителе редакции «Северной пчелы», лежит неприятная обязанность объявлять все решения и потом навлекать на себя одного неудовольствия. Но как без этого нельзя – то я и решился быть целью, в которую стреляет весь мир!
Если б даже «Сев[ерная] пчела» и не была ограблена в прошлом году более нежели на 70 т. рублей асс[игнациями], – то самая справедливость и правила, какими руководствуется редакция, заставили бы ее возобновить с вами условия. 4000 рублей ассигнациями в год «Северная пчела» не в состоянии платить вам за настоящую вашу работу для «Пчелы», т. е. за разборы новых русских и итальянских представлений и перевод Смеси. № 1 условий покажет вам, чего «Пчела» требовала от сотрудников за 4000 рублей; № 4, чего стоила одна Смесь, № 3, что стоили прелестные фельетоны Строева, а № 5 ваше собственное условие. Как Вы положили мне условием, чтоб я сам доставлял вам книги для разбора – и при моих хлопотах это было для меня неудобоисполнимым и совершенно невозможным, то я составил при вас же новые условия на мой собственный счет с Н. А. Полевым, чтоб он доставлял библиографию. – Итак, в будущем году, 1844-м, редакция предлагает вам только: 1. Разбор итальянских и русских спектаклей, и 2. Наполнение фельетона переводною Смесью, из журналов, – не в связи, как я прежде желал от вас, но отдельными статейками, как напечатано в иностранных журналах. Как на французские и немецкие представления Вы сами редко ходите, то и эту часть редакция поручает особенному сотруднику. А потому, если вам угодно принять на себя обязанность сообщать известия о новых русских и итальянских спектаклях – и наполнять нижние колонны журнала переводною смесью – благоволите известить меня и назначить плату, которую Вы желаете получать в год, от редакции «С[еверной] пчелы» – за сие ваше занятие.
Записки на Ратькова, о которой Вы пишете в письме вашем, я не получил; верно, Вы забыли вложить в письмо. Если что назначено получить от Ольхина – то и благоволите к нему отнестись. Книгопродавцы должны платить по моим запискам, ибо я распоряжаюсь тем, чем имею право распоряжаться.
На счет «Эконома» скажу вам, что это дело уступлено мною Ольхину с Песоцким – я только не снял имени и распоряжаюсь статьями, пока дело пойдет в ход. Громко вопиял я – вопию и вопиять буду, что Вы мне чрезвычайно были полезны по «Эконому» – и что другого сотрудника я бы вовсе не желал иметь.
Но Песоцкий нарочно водил меня за нос, чтоб отказом не заставить вас подать вексель к взысканию – и наконец стараниями Песоцкого и Ольхина – помещен Фурман, который должен и переводить, и рисовать, и гравировать. Я вовсе не имею удовольствия знать г. Фурмана – и не имея права вмешиваться в их распоряжения – беру, что мне дают, чувствуя, что без вас – в «Экономе» не будет прежней аккуратности.
Прошу вас покорнейше возвратить мне 5 прилагаемых условий, которые я, взяв из архива редакции, – поверяю на честь вашу, а еще более прошу не гневаться на меня. Сотрудничество дело двоякое: литературное и торговое, и редакция может платить только за то, что получает, и покупать, что ей нужно. Это дело не зависимо от дружбы и всех светских отношений – и за это сердиться нельзя.
С истинным почтением и искренною преданностью честь имею быть покорный слуга
Ф. Булгарин
27 декабря 1843
СПб.
14
Признаюсь, любезный Рафаил Михайлович, что у меня руки опустились и лист выпал – по прочтении вашего мнения о «Семирамиде»[857]! Если это captatio benevolentiae