Нежные страсти в российской истории. Любовные треугольники, романтические приключения, бурные романы, счастливые встречи и мрачные трагедии - Сергей Евгеньевич Глезеров
Недавней придворной аристократке приходилось жить в совершенно непривычных для нее спартанских условиях. Впрочем, это ее собственный выбор, назад пути она не видела. Очевидно, она воспринимала свой выбор как назначенное ей судьбой служение.
И. С. Тургенев
«Родной и дорогой мой Иван Сергеевич. Наконец-то, кажется, буйная моя головушка нашла себе пристанище, я в Болгарии в передовом отряде сестер, — признавалась Юлия Вревская Тургеневу. — Я живу тут в болгарской хижине, но самостоятельно. Пол у меня земляной, и потолок на четверть выше моей головы… «Мету я свою комнату сама, всякая роскошь тут далека, питаюсь консервами и чаем, сплю на носилках раненого и на сене.
Всякое утро мне приходится ходить за три версты в 48-й госпиталь… На 400 человек нас пять сестер, раненые все тяжелые. Бывают частые операции, на которых я тоже присутствую… возвращаемся домой в 7 часов в телеге Красного Креста… Я получила на днях позволение быть на перевязочном пункте; если будет дело, — это моя мечта, и я буду очень счастлива, если мне это удастся… Я часто не сплю ночи напролет, прислушиваюсь к шуму на улице, и поджидаю турок… Иду ужинать, прощайте, дорогой Иван Сергеевич, — и как Вы можете прожить всю жизнь на одном месте? Во всяком случае, дай Вам бог спокойствия и счастья. Преданная Ваша сестра Юлия».
«Нежное кроткое сердце… и такая сила, такая жажда жертвы! — восклицал Иван Тургенев. — Помогать нуждающимся в помощи… она не ведала другого счастия… не ведала — и не изведала. Всякое другое счастье прошло мимо. Но она с этим давно помирилась — и вся, пылая огнем неугасимой веры, отдалась на служение ближним.
Какие заветные клады схоронила она там, в глубине души, в самом ее тайнике, никто не знал никогда — а теперь, конечно, не узнает.
Да и к чему? Жертва принесена… дело сделано».
К Рождеству ей дали отпуск, она мечтала отправиться к родной сестре на Кавказ, но в последний момент передумала и осталась на войне. «Императрица меня звала в Петербург, — записала Юлия Вревская в своем дневнике. — Князь Черкасский передал мне ее слова: “Не хватает мне Юлии Петровны. Пора уж ей вернуться в столицу. Подвиг свершен. Она представлена к ордену”. Как меня злят эти слова! Они думают, что я прибыла сюда совершать подвиги. Мы здесь, чтобы помогать, а не получать ордена».
«Я так усовершенствовалась в перевязках, что даже на днях вырезала пулю сама и вчера была ассистентом при двух ампутациях…», — писала Юлия Вревская сестре.
Она не щадила себя и проявляла настоящие чудеса героизма. Пробиралась в первые ряды стрелков и под градом турецких пуль и гранат выносила на спине раненых русских воинов…
Баронессе Вревской не суждено вернуться с войны, она умерла от сыпного тифа 24 января (5 февраля) 1878 года в госпитале в болгарском местечке Бяле. Процитируем снова слова Тургенева, сказанные в ее память: «На грязи, на вонючей сырой соломе, под навесом ветхого сарая, на скорую руку превращенного в походный военный гошпиталь, в разоренной болгарской деревушке — с лишком две недели умирала она от тифа. Она была в беспамятстве — и ни один врач даже не взглянул на нее; больные солдаты, за которыми она ухаживала, пока еще могла держаться на ногах, поочередно поднимались с своих зараженных логовищ, чтобы поднести к ее запекшимся губам несколько капель воды в черепке разбитого горшка».
Там же, в Бяле, возле православного храма, ее и похоронили. Ей было всего тридцать семь лет. Могилу для нее выкопали раненые, за которыми она ухаживала. Хозяйка дома, где она квартировала, покрыла баронессу ковром цветущей герани.
Виктор Гюго назвал Вревскую «русской розой, погибшей на болгарской земле».
«К несчастью, слух о милой Вревской справедлив, — извещал Тургенев литературного критика Павла Анненкова из Парижа 11 (23) февраля 1878 года. — Она получила тот мученический венец, к которому стремилась ее душа, жадная жертвы. Ее смерть меня глубоко огорчила. Это было прекрасное, неописанно доброе существо. У меня около 10 писем, написанных ею из Болгарии. Я Вам когда-нибудь их покажу. Ее жизнь — одна из самых печальных, какие я знаю».
Как указывал военный врач Михаил Павлов, служивший на театре военных действий вместе с Юлией Вревской, после смерти баронессы при описи ее имущества, «кроме денег (около 40 полуимпериалов), деловых бумаг, нескольких фотографий и носильного платья, были между прочим найдены два небольших пакета с надписью на них карандашом: “В случае моей смерти прошу сжечь”. Эта воля покойной была тут же, в присутствии свидетелей, мною выполнена…»
Музыка их связала
В 1863 году в Петербурге венчались композитор Александр Серов, отец будущего художника, автора знаменитой «Девочки с персиками», и его ученица Валентина Бергман, в столичном обществе поднялся легкий ропот: жениху сорок три года, а невеста младше его почти в три раза — ей всего шестнадцать. Впрочем, времена тогда были свободные, «пореформенные», и подобное неравенство уже воспринималось не так критично, как прежде.
Валентина Бергман с детства проявляла тягу к музыке. Ее отец Семен Яковлевич Бергман, выходец из Варшавы, хозяин магазина колониальных товаров, в котором продавались помады и детское платье, купил дочери подержанный рояль и пригласил педагога. Случилось так, что когда девочке исполнилось десять лет, на ее способности обратил внимание один из покупателей магазина, который оказался братом известного виолончелиста Карла Юльевича Давыдова.
«Я попрошу, чтобы ее приняли во французский пансион мадам Кнолль, там музыка хорошо поставлена. Я преподаю в пансионе рисование и буду давать за девочку несколько лишних уроков, бесплатно», — заявил нежданный благодетель. И свое слово сдержал: четыре года подряд опекал талантливую девочку.
А потом случился трагикомический случай. Однажды Валентина Бергман возмутилась сомнительными шутками французского аббата, которые тот имел обыкновение отпускать в пансионе. Остальных учащихся они тоже тяготили, но они сносили их молча, а Валентина возмутилась и написала жалобу против «шутовского преподавания». Администрация пансиона потребовала, чтобы она попросила прощения у аббата. Девушка оказалась с характером: она отказалась извиняться, за что ее исключили из учебного заведения.
Однако талантливая пианистка не пропала в жизни. Способностями она обладала незаурядными и в том же году поступила в Петербургскую консерваторию, выдержав конкурс на единственную стипендию от Московского музыкального общества. Там, в Консерватории, она и познакомилась со своим будущим мужем —
