Нежные страсти в российской истории. Любовные треугольники, романтические приключения, бурные романы, счастливые встречи и мрачные трагедии - Сергей Евгеньевич Глезеров
Тем не менее уже вскоре Белинский стал осознавать, что его кипучая натура не годится для безмятежной семейной жизни.
Некрасов и Панаев у постели Белинского. Девочка — дочь Белинского. Справа — жена Белинского Мария. Худ. Алексей Наумов, 1881 г.
«Жена Белинского имела, напротив, очень ясное понятие о значении своего мужа, которого любила и уважала глубоко. Только между ними никогда не было видно никакого миндальничанья, любовь их была слишком целомудренна, и оба не любили выказывать своих чувств. Белинский очень ценил литературный вкус и такт жены и подчас удивлялся меткости и верности ее суждений», — вспоминала Аграфена Орлова.
«Ты, конечно, слышал, что я женился и, верно, знаешь (от Галахова) на ком, стало быть, об этом нечего и распространяться… Если бы случай свел тебя и твою жену с моею, я уверен, что она так же бы полюбила вас, как и вы ее; а до тех пор вы для нее, а она для вас — образы без лиц. Я держусь того мнения (и уверен, что ты будешь в этом согласен со мною), что любить или не любить можно только того, кого видишь, слышишь и знаешь. Вот почему я не счел (следуя китайским обычаям) за нужное и важное разослать родственникам и приятелям циркуляры с уведомлением о вожделенном вступлении в законный брак. Я думаю, что это дело важно для одного меня», — писал Белинский своему родственнику Дмитрию Иванову в апреле 1844 года.
После трех лет семейной жизни Белинский в письме к своему другу Василию Боткину в марте 1846 года признавался, что за этот период он «пережил да передумал — и уже не головою, как прежде — право, лет за тридцать…» И в это же самое время, в статье о поэте Кольцове, он с горечью замечал: «Всем известно, какова вообще наша семейственная жизнь…»
Но это только редкие моменты, когда Белинский говорил о семейной жизни вообще и о своей — в частности. «В продолжение четырех лет между Белинским и его женой не было ни одной ссоры, а только споры бесконечные, — вспоминала Аграфена Орлова. — Один раз в шутку он назвал жену Ксантиппой, а себя Сократом, потому что сестра ворчала на него, когда он, выходя, забывал надеть калоши или когда новый галстук носил дома, а в старом шел в гости».
Впрочем, были и светлые минуты в этой жизни: много радости принесло Белинскому рождение дочери Ольги 13 июня 1845 года. Что же касается жены, то, похоже, что в разлуке он любил ее больше, чем дома. «Странные мы с тобою, братец ты мой, люди: живем вместе — не уживаемся, а врозь — скучаем… Поэтому я думаю, что для поддержания супружеского благосостояния необходимы частые разлуки», — признался Белинский жене в одном из писем.
Из его переписки с супругой явствует: она жаловалась ему, что он с ней «дурно обращается», что он уехал лечиться «без причины», а значит, не любит ни ее, ни ребенка. Ее сестра, Аграфена, заявляла в письмах, что она вообще «плюет» на Белинского. «Видно, вам не суждено понимать меня, — грустно отвечал на все это Белинский. — Ни житье вместе, ни отдаление разлуки, ничто не научило вас понимать мой характер».
24 ноября 1846 года в семье Белинских родился сын Владимир. Крестником стал писатель Иван Сергеевич Тургенев.
«Крестник Тургенева прожил недолго; в марте он умер, — вспоминала Аграфена Орлова. — Чтобы облегчить его страдания, доктор велел ему делать четыре или пять раз в день ванны. День и ночь мы не отходили от него, а Белинский вообразил, что ребенок еще поправится, а когда доктор сказал, что все кончено, и велел раскрыть его и отнять горячую бутылку от ног, горе Белинского было так велико, что ни прежде, ни после я не видела ничего подобного. Смерть ребенка и весна окончательно подкосили его…»
«Я болен и крепко болен…», — сознавал сам Белинский. С юных лет он боялся заболеть туберкулезом, но именно он и свел его в могилу. В начале 1847 года Белинский отправился поправлять здоровье за границу, лечился во Франции и Германии, но это не помогло. Заграничные врачи оказались бессильны…
Де Лень и гордая богиня
«Как благодарить Вас, изящнейший, нежнейший друг, за торопливую, милую весть о себе? Кинуться Вам в ноги и в умилении поцеловать одну из них, а буде можно, то и обе — Вы не велите, находите это унижением, а я вижу тут только понижение, взять одну из Ваших рук и почтительно-страстно приложиться к ней: пальцы закованы в броню колец, которые охлаждают пыл поцелуя. Заплакал бы от радости, да кругом все чиновники, я на службе был (когда пришло письмо), подумают, не рехнулся ли я…» Это строки из письма писателя Ивана Гончарова свой возлюбленной Елизавете Толстой. Увы, любовь была безответная, она принесла Ивану Александровичу немало душевных страданий…
Первым сильным увлечением писателя его биографы считают отношения с юной гувернанткой Варенькой. Правда, он познакомился с ней, когда ему исполнилось уже 37 лет.
«Скорее всего, это было увлечение, может быть, и сильное, но никак не любовь. Сердечный диалог Гончарова и провинциальной гувернантки не мог вестись на равных! — считает писательница Магда Кешишева. — Уехав из Симбирска, Гончаров прислал Вареньке книги и весточку. Через несколько лет Варенька вышла замуж, переехала в Питер, где снова встретила Гончарова. Он помог ей устроиться на работу классной дамой, потом начальницей Сиротского института…»
Так уж сложилось в жизни Ивана Гончарова, что дам сердца он находил в доме художника Николая Майкова. С его семьей он познакомился после того, как после окончания Московского университета переехал в Петербург, поступил переводчиком в Министерство финансов, где прослужил почти двадцать лет. Гончаров стал завсегдатаем литературных вечеров, которые устраивали Майковы.
Екатерину Майкову, с которой он якобы писал героиню «Обрыва», нельзя было назвать красавицей. Однако одна из современниц сообщала: «Гончаров был от нее без ума». Он проводил около нее целые часы, часто усаживал за рояль и просил спеть арию из оперы «Норма». Когда Кате исполнилось шестнадцать лет, ее выдали замуж за писателя Владимира Николаевича Майкова. Позже она бежала с разночинцем, бросив любящего мужа и троих детей…
Переводчик Владимир Андреевич Солоницын вспоминал о встрече Нового, 1843 года в семье Майковых: «Были Толстые, Юлия, все наши мужчины и Наталья
