Вне закона. Мемуары - Сажи Зайндиновна Умалатова
На выборы 1993 года я не пошла. Выступила с официальным заявлением, что не буду участвовать в них: «...на асфальте, на улицах Москвы еще не успела высохнуть кровь погибших, которые защищали Родину и Конституцию. Поэтому считаю для себя участие в выборах аморальным и безнравственным!»
Отказался от участия в выборах и Иван Шашвиашвили, которому вскоре после расстрела Верховного Совета позвонил Аман Тулеев с предложением стать депутатом от Кемеровской области.
Мне тяжело это вспоминать. Но скрашивает эту тяжесть память о том, как меня поддерживал народ. Благодарности моей нет предела! Казалось, вся страна интересовалась моей судьбой. Люди задавались вопросом, что они могут для меня сделать. Отовсюду, даже из союзных республик, особенно с Украины, мне присылали продукты. Если ехал человек в Москву, ему наказывали: «Найдите Умалатову и передайте вот это!» Присылали картошку, мед, варенье, кур, копченых поросят, вино, орехи мясо. И на публичные мероприятия тоже приносили - кто пирожки, кто мед, кто варенье, кто конфеты... Этими продуктами я кормила в офисе людей, которые приезжали со всех концов когда-то великой нашей страны -СССР. Это происходило не потому, что я нуждалась, голодала, нет! Так советские люди выражали свою душевную заботу обо мне, они понимали, что я защищаю не свои личные интересы. Я в неоплатном долгу перед этими людьми...
Все мои дальнейшие попытки пройти выборы в Госдуму и привести туда честных, достойных людей оказались безуспешными. Я искренне хотела облегчить жизнь нашего многострадального народа, чтоб стал мир чище и безопаснее, богатства России стали достоянием всех жителей страны, а не кучки олигархов и предателей.
Есть две категории людей: одни рвутся к власти ради комфортной жизни и удовлетворения собственных амбиций. Другие хотят посредством властных рычагов сделать мир чище, а страну - великой. У каждого человека должны быть работа, жилье, достойная зарплата, благополучная обеспеченная семья - чтобы радоваться каждому дню, который подарил Бог, и видеть счастливыми своих детей. Вот этого я и хотела, и это - потребность моей души.
...На сороковой день с момента расстрела Верховного Совета у Белого дома собралось много людей, поминали погибших. Безусловно, я туда пришла. Едва стала приближаться, как ко мне навстречу пошел народ. Женщины плакали. Мужчины прятали слезы. Наверное, потому что в прессу запустили дезинформацию о том, что меня нет в живых. Нельзя передать мои чувства в тот момент. И я помню всех этих людей, которые верили мне, поддерживали меня.
А потом... Потом было возбуждено уголовное дело против защитников Верховного Совета Российской Федерации.
В том числе и против меня. На Калининском проспекте в доме № 4 (где прежде находилась приемная Верховного Совета СССР, там у меня тоже был кабинет) теперь расположилась следственная бригада генеральной прокуратуры. Отношение ко мне служителей закона было очень доброжелательное, корректное, уважительное. За что я им очень благодарна. Адо суда дело так и не дошло - доносы и клевета, исходившие от недругов, к желаемому результату не привели.
В те дни мне в очередной раз представилась возможность увидеть глубинную суть наших политических «лидеров». Оказывается, вот что они вещали со страниц газет и экранов телевидения, когда мы находились в Верховном Совете под прицельным огнем.
Борис Ельцин:
«Из разных концов России в Москву съехались боевики прокоммунистических организаций. Они творят свое черное дело под красными флагами и творят произвол. Их ведут в бой с мирным городом некоторые народные избранники, прикрываясь правом депутатской неприкосновенности. Все, кто толкает страну на путь насилия, поставили себя вне закона».
Григорий Явлинский:
«Сегодня Ельцин Борис Николаевич должен применить все, что есть у него в распоряжении в смысле сил безопасности - Министерство внутренних дел для подавления применения силы со стороны фашиствующих, экстремистских, бандитских формирований, собранных под эгидой Белого дома. В этом главная задача Ельцина на сегодняшнюю ночь. Если этих сил будет недостаточно, необходимо рассмотреть вопрос об использовании вооруженных регулярных сил. Другого выхода у нас сегодня нет. Президент должен проявить максимальную жесткость и твердость в подавлении бандитствующих элементов».
Виктор Черномырдин:
«Мир потрясен кровавым террором, развязанным рвущейся к власти кучкой политиканов, которые в своих действиях перешли все разумные пределы».
Пресс-секретарь президента Вячеслав Костиков:
«Демократия в России получила суровый урок. Она должна сделать вывод из кровавой трагедии, в которую ее снова ввергли сомкнувшиеся силы фашистов и сталинистов. Этот урок состоит в том, что демократия должна уметь защищаться. Она должна иметь силы для защиты, никаких уступок красным Советам! Никаких уступок сталинистам и фашистам!»
Юлий Гусман:
«Действия президента я поддерживаю однозначно... На наших глазах гулял русский фашизм».
Евгений Гинзбург:
«Есть хорошая фраза: убить гадину. Так вот, гадину нужно было убить раньше. Еще в 91-м году».
Некогда уважаемые мной люди своей провокационной позицией сыграли большую роль в той кровавой и позорной странице истории России - они показали свое истинное лицо и навсегда лишили меня иллюзий относительно их гражданственности. Не без их участия народ в очередной раз бросили из одного обмана в другой и снова разделили на «ваших» и «наших».
Уже после выхода из тюрьмы бравый генерал Александр Руцкой, которого я под руки спускала с пятого этажа по лестницам здания Верховного Совета, в одном из интервью заявил, что с ним рядом не было красно-коричневых, а были Уражцев и Румянцев. Да, Румянцев был с нами, этого нельзя отрицать, но Уражцева на тот момент не было. Что касается красно-коричневых. Это было время, когда всех патриотов -кто не предавал свою страну! - обзывали красно-коричневыми. И Руцкому публично сказать о том, что Умалатова вывела его из здания обстрелянного Верховного Совета, наверное, было стыдно. Сказал бы он мне тогда, заикаясь от страха быть расстрелянным: «Оставь меня, ты - красно-коричневая!»?
Я абсолютно убеждена: будь я на их месте, Руцкой и Хасбулатов бросили бы меня и ушли, не оглянувшись. Но я не смогла тогда оставить их на произвол судьбы и не жалею об этом.
Я никогда бы не позволила себе описать
