Краснофлотцы - Артем Владимирович Драбкин
По поводу попавших в плен. Как люди попали в плен, написано и рассказано много. Что добавить… Я слышал от одного товарища, что он в составе группы пленных моряков был вывезен в Северную Италию. Из этой группы выжили многие. Но когда их везли в эшелоне, немцы распяли за попытку к бегству на каждом вагоне по одному моряку, прибив их гвоздями к дверям вагонов!
В начале третьего наступления немцы в плен моряков не брали, но когда в июле в их руки попали десятки тысяч людей, то пленных в матросской форме уже на месте не расстреливали. Это потом, в лагерях, если охрана видела на пленном тельняшку, то сразу зверела и часто убивала бывшего моряка. Слишком много мы немцев в севастопольских боях на тот свет отправили, вот они и бесились… Сразу расстреляли евреев, тех, у кого была типичная внешность. Позже, в Бахчисарае и в Симферопольской тюрьме, немцы провели повторную чистку, выявляя евреев и политруков. Отобрали пять тысяч человек. Бросили их за колючую проволоку и две недели не давали еды и воды. Потом добили тех, кто еще был жив, из автоматов. Никто не уцелел…
Я встречал только одного еврея, бывшего командира батареи, выжившего в плену в те летние горестные и страшные дни. Спас его ординарец, кстати, крымский татарин, который ночью переползал с ножом в руках среди пленных, лежащих на голой земле, от одного солдата батареи к другому, и предупреждал всех: «Кто комбата выдаст — зарежу!». Когда немцы приказали всем раздеться догола и начали искать людей, прошедших обрезание, бойцы смогли прикрыть комбата своими телами. Этот комбат провел в плену год, после смог сбежать и попал к партизанам. Многие евреи пытались выдать себя за мусульман, и если немцы сомневались, еврей перед ними или нет, то отправляли пленных в сторону, где стояли три предателя-мусульманина, устраивавшие несчастным экзамен, проверку на знание, скажем, узбекского или татарского языка. Шансов выжить у евреев фактически не было ни одного. А евреев на Черноморском флоте было много, достаточно простого примера. Я прибыл служить на корабль в составе группы из 90 матросов, так из этого числа было 11 евреев. В «осиповском» полку морской пехоты евреев было примерно процентов пять-семь.
Командиров поголовно не расстреливали. Я говорил с людьми, которые были в составе группы из 1200 командиров-севастопольцев, брошенных немцами в концентрационный лагерь возле Мюнхена. Из них выжили единицы.
Был на встрече в 1961 году бывший полковник, которого немцы, зная его воинское звание и принадлежность к коммунистической партии, не расстреляли.
Много севастопольцев погибло в концлагерях в Кривом Роге, в Славуте, в Симферополе. Относительно много выжило из тех, кто попал в плен к румынам.
Из раненых почти никто не спасся. Немцы многих лежачих раненых добили сразу. Остальных забросили в товарные вагоны, заколотили двери и сожгли живьем! Это жуткий факт, но это дичайшее изуверское преступление было!
Я слышал от одного человека, что он был в составе группы раненых, примерно семьсот человек, все после ампутаций, которых немцы держали в лагере под Николаевым. Этих раненых уничтожили только в начале 1944 года.
А про 427-й медсанбат. Если я скажу, что Саенко, взрывая артиллерийский морской арсенал в Инкермане, случайно или намеренно взорвал госпиталь с тремя тысячами раненых в штольнях, то как Вы отреагируете? Я не был там, у меня нет фактов, только рассказы товарищей об этой трагедии. А голословные заявления? Зачем они вам? Я слышал этот чудовищной силы взрыв, потрясший весь Севастополь… Когда-нибудь что-то прояснится по вопросу о взрыве в Инкерманских штольнях…
Я не могу больше говорить на эту тему, мне очень тяжело вспоминать эту боль… Нет у меня душевных сил снова представлять, как умирали в муках мои товарищи… Вся информация есть в музее обороны, обращайтесь туда.
Давайте закончим на сегодня… Нам некуда было отступать в Севастополе. Впереди была смерть, позади нас море. Мы, моряки, сражались, до последнего патрона, не щадя своей жизни. Мы защищали русский город Севастополь, умирали за Советскую землю, за любимую Родину. И нет нашей вины в том, что город был оставлен врагу. Можно сказать сейчас много красивых слов о мужестве защитников и о трагедии Севастополя. Но хочу сказать только одно… Самые дорогие дни в моей жизни — это те дни, когда я с винтовкой в руках шел в атаку на фашистского врага. Я горжусь тем, что защищал этот город, славу России и флота.
Интервью: Геигорий Койфман Лит. обработка: Григорий Койфман
Метеуш Иван Васильевич
Я родился 25 декабря 1919 года в селе Лисиц Миньковецкого района Каменец-Подольской области (теперь это Хмельницкая область) в семье крестьянина. Окончив четыре класса сельской школы, в 1935 году завербовался в Крым. Работал в табаксовхозе, расположенном в Бахчисарайском районе Симферопольской области. Оттуда осенью 1939 года меня призвали на службу в Военно-Морской Флот. Служить мне пришлось на форте около Кронштадта. Стоит отметить, что этот форт был построен еще Петром Первым на насыпном острове. В 1940 году меня перевели служить на остров Лавенсаари. В том же году нас переправили на полуостров Ханка, а уже оттуда на остров Руссари, расположенный около Ханка. Там я нес службу артиллеристом-наводчиком на 130-мм батарее.
23 июня 1941 года, на второй день войны, мы вступили в бой с финнами. Мы заняли 12-й остров и оказались у них в тылу. Когда же был оставлен город Таллин, нас с островов у Ханка сняли и отправили на защиту города Ленинграда. Здесь была сформирована 4-я морская бригада, которая впоследствии сражалась у Невской Дубровки, а потом защищала знаменитую «Дорогу жизни» со стороны Кобоны. Собственно, отсюда меня отправили на учебу в школу младших командиров в деревню Ваганово. Затем перевели в школу в Кронштадт. После окончания школы я оказался в парашютном батальоне под командованием майора Степана Маслова. Это произошло в конце 1942 года. Надо сказать, все мы вступили в этот батальон добровольцами. Дальнейшая наша служба проходила таким образом, что зимой мы держали оборону на льду около города Кронштадта, а летом прыгали с парашютом в Вологодской области. Следующей зимой мы вновь вернулись в Кронштадт.
В феврале 1944 года нас перевезли в Лавенсаари и
