Иван Грозный - Сергей Эдуардович Цветков
После поражения на Шивороне отступление крымцев превратилось в паническое бегство: они делали в день по 60—70 верст, бросая свое добро и уставших лошадей. Получив эти известия, Иван возвратился в Коломну и послал известительные грамоты в Москву и Свияжск о славном изгнании врага.
***
Избавившись так счастливо от крымцев, царь начал думать с князем Владимиром Андреевичем Старицким и со всеми воеводами, каким путем идти на Казань. Решили идти двумя дорогами: самому государю с царской дружиной, полком Левой руки и Запасным полком идти на Владимир и Муром, а главных воевод Большого полка и полка Правой руки отпустить на Рязань и Мещеру, чтобы они могли заслонить царя от нападений ногаев; а сойтись всем на поле за Алатырем (большой и глубокой рекой, впадающей в Суру с левой стороны).
3 июля все войско тронулось из Коломны. Иван с сердечным умилением молился перед иконой Богоматери, бывшей с Дмитрием Донским на Куликовом поле и теперь стоявшей в коломенском Успенском соборе. Во Владимир он прибыл 8 июля и вновь молился у гроба святого благоверного князя Александра Невского, молитвенника перед Богом за русскую землю. Молитвы его, казалось, были услышаны: в Муроме Иван был встречен радостной вестью, что воеводы князь Микулинский и боярин Данила Романович Захарьин ходили на горных людей и разбили их, вследствие чего горные черемисы и чуваши вновь присягнули государю. Здесь же он получил известие из Москвы, что супруга его с твердостью и покорностью Провидению переносит разлуку, что духовенство и народ непрестанно молят Бога о здравии царя и воинства. «Будь чист и целомудрен душою, — писал к царю митрополит Макарий, — смиряйся в славе и бодрствуй в печали. Добродетели царя спасительны для царства». И государь, и воеводы с любовью читали грамоту первосвятителя. «Благодарим тебя за пастырское учение, вписанное у меня в сердце, — отвечал Иван. — Помогай нам всегда наставлением и молитвою. Идем далее. Да сподобит нас Господь возвратиться с миром для христиан!» — и истово молился в Муроме у мощей святого благоверного князя Петра и княгини Февронии.
Отпустив вперед себя часть стрельцов, чтобы они на речках и ржавицах (болотах) мосты мостили, Иван 20 июля и сам покинул Муром, переправился через Оку и ночевал в Саканском лесу, на реке Велетеме. Царь шел частым лесом и чистым полем, с одной стороны взорам воинства открывались зеленые равнины, холмы, рощи, темные леса, с другой — величественная Волга с дикими утесами, с живописными островами, за нею — необозримые луга и дубравы; и везде войско находило обильную пищу: было много всякого «овощу благовонного»; лоси, по словам летописца, будто сами приходили на убой; в реках водилось множество рыбы, в лесах множество птиц. «Егда же приспе пост (Успенский. — С. Ц·), — добавляет летописец, — и в те дни не видаху ни птицы, ни лосей». Черемисы и мордва, испуганные многочисленностью русского войска, приходили к царю, отдаваясь в его волю, и приносили хлеб, мед, мясо, — что дарили, а что продавали; кроме того, сооружали на реках мосты. Никто не жаловался на скудость пищи. «Хлеба сухого наядохомся со многою сладостью и благодарением, — пишет Курбский. — Черемисский хлеб сладостнее калачей обретеся, занеже подвизахомся за отечество». Иван позвал горных людей к себе на обед и объявил, что прощает их народу прежнюю измену.
За Сурою царь наконец объединился с воеводами, шедшими через Рязань и Мещеру, и вступил в казанскую землю. 13 августа русское войско вошло в Свияжск. Для государя в крепости изготовили дом, но он не вошел в него, сказав: «Мы в походе». Выехав из крепости, Иван стал в шатрах на лугу близ Свияги.
Воеводы напротив пришли в Свияжск как в свой дом после долгого и трудного пути: здесь почти каждого из них ожидали домашние запасы, привезенные на судах. Кроме того, сюда понаехало множество купцов из Москвы, Ярославля, Нижнего с разными товарами, так что можно было всего достать без труда.
На совете, состоявшемся в царском шатре, положено было идти к Казани не мешкая, а к казанцам послать грамоты с увещеванием сдаться — тогда государь их помилует. Шигалею, догнавшему войско, было поручено написать к родственнику его, новому казанскому царю Едигеру; сам Иван отослал грамоты к муфтию и ко всей земле казанской, «чтоб не стояли за тех, кто начал лихое дело и землю возмутил, и били ему, государю, челом».
Переправа через Волгу заняла три дня; затем зарядили дожди, реки выходили из берегов, низкие луга обратились в болота. Казанцы испортили все мосты и гати — пришлось заново устраивать дорогу. К 20 августа Иван переправился через Казанку. Здесь он получил ответ от Едигера, который «гордыми и скверными» словами «похулял» христианство, царя, Шигалея и вызывал русских на брань.
Иван велел выгружать из судов пушки и устраивать все, необходимое для начала осады.
***
Русское войско стало лагерем в шести верстах от Казани, на обширных лугах, расстилавшихся, подобно зеленому сукну, между Волгой и горой, на которой стоял город. Два дня продолжалась разгрузка судов. Тут явился из Казани перебежчик Камай-мурза с семью казаками и рассказал, что с ним выехало 200 человек служить государю, но казанцы почти всех перехватили. Про Казань рассказывал, что хан Едигер, мурзы и муллы бить челом государю не хотят и всю землю на лихо наводят, возбуждая во всех злобу против христиан; что съестных и военных запасов в городе много; что часть войска выведена из города и собрана под началом князя Япанчи на Арской засеке, чтобы не пропускать русских воинов на Арское поле и тревожить их постоянными налетами.
Царь созвал совет, передал воеводам речи Камая и спросил, как приступать к городу. Решено было: самому государю и князю Владимиру Андреевичу стать на Царевом лугу, Шигалею — за Булаком у кладбища; на Арском поле стать Большому и Переднему полкам, полку Правой руки с казаками — за Казанкой, Сторожевому полку — на устье Булака, а полку Левой руки выше его. Приказано было, чтобы во всей рати каждый воин приготовил по бревну на тын и каждый десяток воинов — по туру (высокие плетеные корзины с землей, предназначавшиеся для защиты от стрел и пуль).
23 августа на рассвете полки заняли назначенные им места. Царь вышел на луг против города и велел развернуть свое знамя: на его полотнище был изображен Нерукотворный образ Спасов, а конец древка венчал крест, бывший с Дмитрием Донским на Куликовом поле. Когда отслужили молебен, царь
