На перекрестках встреч: Очерки - Людмила Георгиевна Зыкина
– Спасибо.
Не успел Пытель положить трубку, как зазвонил другой аппарат.
– С вами говорит из министерства (слышна фамилия)… У вас готовят к операции (далее следовали фамилия, имя, отчество больного). Пожалуйста, отнеситесь повнимательнее и прооперируйте как следует.
Профессор резко кладет трубку.
– Удивительно, – восклицает он, – как можно не понимать, что мы не делаем операции одному больному хуже, другому лучше. Для врача все больные равны, и любая операция, будь она самая простая или самая сложная, одинаково ответственна и должна быть выполнена на высоком профессиональном уровне. Мы считаем, что залог успешного лечения больного во многом определяют полнота предоперационного обследования, максимум информации не только о пораженном органе, но п о стадии
болезненного процесса, его локализации и распространенности, индивидуальных особенностях течения, резервных возможностях организма. Лечение каждого больного индивидуально, и в этом сказывается умение доктора владеть искусством врачевания. До операции он должен предусмотреть и продумать использование многочисленных сложных методов обследования. Научно-технические достижения позволяют сегодня поставить диагностику и лечение на более высокий уровень. Однако главным всегда был, есть и будет интеллект клинициста, его врачебное искусство. Воспитывая молодых врачей, мы поэтому особо подчеркиваем, что в основе клинической медицины лежат четкие знания фундаментальных дисциплин – морфологии, физиологии, биохимии и всестороннее изучение не только своей узкой специальности, но и пограничных дисциплин. Снова затрещал телефон.
– Юрий Антонович, что с японскими анализаторами будем делать?
– Как что делать? Использовать для службы здоровья. И не тяните время. Действуйте предельно быстро.
– Вам, как хирургу, часто приходилось рисковать? – задаю наконец я свой давно волновавший меня вопрос.
– Я не имею права рисковать вообще, если не убежден, что мои действия позволят улучшить состояние пациента, сделать шаг к выздоровлению. Пойти на риск можно, если он обоснован и оправдан. Риск ради риска – положение в хирургии нетерпимое.
Иногда сама жизнь заставляет идти па сложные и обширные операции, порой находящиеся на грани возможного и невозможного. Но при этом следует непременно помнить, что обследование каждого больного, его предоперационная подготовка и само оперативное вмешательство – это творческий процесс. В хирургии совсем не так, как думают некоторые обыватели: этот мягко режет, а тот твердо пилит. Люди разные, и операции разные, непохожие одна на другую. Действия хирурга и после операции – очень ответственный момент: надо быть во всеоружии и в какие-то доли секунды принимать правильное решение.
В дверь кабинета постучали. Вошли трое молодых парней в белых халатах.
Пытель повернул к ним голову и вопросительно взглянул.
– Анализы подтвердились, – произнес один из них после небольшой паузы.
– Дотянули… – тихо, но грозно проронил профессор. Затем встал из-за стола, подошел к молодым людям и начал по очереди спрашивать с каждого.
– Почему не сделали все, как полагается и вовремя? Что молчите? Ну и работнички! Чтоб глаза мои вас не видели…
Все трое дружно ретировались за дверь…
– Вы часто ругаете помощников? – спросила я.
– По мере необходимости. Это серьезная воспитательная мера. Меня много ругали и отец, и учителя. Я им за это очень благодарен. Я ругаю намного меньше. В хирургии нельзя без строжайшей дисциплины, единоначалия, «новгородского вече» здесь быть не должно. Требовательность и еще раз требовательность. Мой отец был очень строгим и требовательным человеком, за это я ему благодарен. Он меня к науке близко не подпускал, пока я не прошел хорошую школу у операционного стола. Когда окончил институт, мог сразу остаться в аспирантуре, но отец не позволил. И только через восемь лет, когда набрался практики, получил благословение защищаться. Отец с меня, как говорится, три шкуры снимал, хотя и был в общем-то добрым человеком. Принесу статью – не так. Исправлю – опять не так. Пока раз семь-восемь не переделаю, в печати она не появится. Он и к помощникам и к ученикам был крайне требователен, не терпел разгильдяйства, разболтанности, сам был образцом аккуратности, точности, подтянутости. Не любил людей ограниченных, без кругозора, считая, что если у врача нет кругозора – нет и контакта с пациентом.
– Я знаю, что у вашего отца не было музыкального образования, а в музыке он разбирался удивительно хорошо. А что вы думаете о музыке?
– Мир без искусства не может существовать. Но представляю людей, которые были бы безразличны к музыке. В дни отпуска иногда выезжаю порыбачить на Дон. Однажды взял с собой магнитофон, слушаю «Пер Гюнт» Грига. Вдруг на лодке ко мне подплывает старый казак. «Скажи, пожалуйста, – говорит, – у тебя музыка из радио или своя?» – «Своя», – отвечаю. «Будь любезен, сыграй еще раз, уж больно за душу берет». Человек этот не имел никакого образования, слышал Грига впервые в жизни, а музыку понял. Музыка существует для всех. Мелодиям Баха, Генделя более трехсот лет, но они и по сей день согревают сердца миллионов. Если вы помните, Бах казался некоторым своим современникам сложным, недоступным и непопятным. Вспомните его произведения, которые он писал для себя. Вряд ли ему приходило тогда в голову, что его сочинения и через века будут популярны и почитаемы.
Музыка создает не только настроение, по и условия для работы. Я очень люблю писать под негромкие звуки приятной сердцу мелодии. В эти минуты она мне нужна, / чтобы создать своеобразную атмосферу душевного покоя. Мой труд при этом становится более плодотворным.
Юрий Антонович поделился также впечатлениями о последних музыкальных новинках, высказал мысль о необходимости улучшать качества многих произведений, дал точную оценку им с точки зрения того, насколько они помогают формированию нового человека.
Слушая профессора, я часто ловила себя на том, что и отец, Пытель-старший, придерживался схожих взглядов, заставлял меня, тогда еще начинающую певицу, отвечать на вопросы: «Чем обогащает и чему учит людей искусство того или иного художника, музыканта, артиста? Не являются ли модничанье и жажда новизны сплошь и рядом спутниками формализма? Как оставить песне ее душу и как помочь ей встать вровень с эпохой?»
Убеждена: ответить на эти вопросы и новому поколению артистической молодежи будет мудрено.
Соломон Юрок
С американским импресарио Соломоном Юроком я познакомилась в 60-х годах. После одного из моих концертов он сказал мне несколько добрых слов и пригласил на гастроли в США. Там я лишний раз убедилась в феноменальных способностях этого выходца из России, покинувшего в начале века деревеньку недалеко от Харькова, чтобы попытать счастье за океаном. В Штаты он приехал без гроша в кармане – все накопленные деньги ушли па оплату переезда. Пришлось искать работу в первый же день прибытия на Североамериканский
