Последнее интервью - Бэлла Алексеевна Куркова
Этот Мифтахутдинов ко мне еще днем приходил. Мы с ним были коллегами по газете «Советская Чукотка». Алик приехал в тот же год в Магадан, когда приехала я. Мы встретились в обкоме партии. Он только что окончил Киевский университет. Однажды Алик приехал в Певек, и я познакомила его с Олегом. Они подружились. Подружились потому, что начиналось творчество Олега Куваева и творчество Алика Мифтахутдинова, который тоже стал известным северным писателем. Но я Алика не очень любила, и поэтому сказала:
– Если поедет с нами Мифтахутдинов, то я не поеду на этой лодке. Плывите одни.
Я еще стеснялась сказать, что плавать не умею. Меня однажды за волосы достали из реки, я тонула, это был такой тоже шок, что я только по-собачьи два-три метра могла проплыть. Но я не говорила об этом. Я думала, Олег спасет, все-таки он все умеет.
Мы пошли с Олегом на наш мыс, который справа от Певека. Океан мощный, стоят сопки, часть из них поднимается из воды, и разные они – фигурные, прямые, косые. Отступает сопка – это мыс, можно уже лодку на него вытянуть. Мыс каждый был наперечет, их называли именами полярных исследователей. Пришли на наш мыс. Там расстояние было метров десять.
Олег достает спички, варит чай. Мы пьем чай, говорим о смысле жизни. Он начинает:
– Хорошо, что мы будем дальше вместе путешествовать. Мы вообще на всю жизнь должны остаться вместе, потому что мы – двое таких одинаковых по составу крови… И потом, мы должны еще розовых чаек увидеть, я ж тебе обещал.
Я говорю:
– Конечно, розовые чайки обязательны, как это я поеду с Чукотки, не увидев розовых чаек? Стыдно будет сказать кому-нибудь это.
– Не волнуйся, ты увидишь и розовых чаек, и все остальное.
Все шло мирно, пока он не сказал:
– А давай вместе писать будем.
Тут я вздрогнула. Я не собиралась стать писателем, а в нем это уже сидело. Физика ему не нужна была уже. Он не понимал, что у меня вызывает это злость определенную. Я помоганцем Куваева стану? Я журналист! И не хочу я никакой писательской писаниной заниматься. Журналист – это человек, который каждый день узнает что-то новое, каждый день идет к читателю.
Олег говорит:
– Если хочешь, я поеду с тобой в Антарктиду. А потом мы будем путешествовать и писать.
Опять слово «вместе». Опять про писательство. Он рассказывал, что в «Вокруг света» ему предлагали штатную работу, а он отказался, объясняя:
– Никогда не буду на писательской штатной работе. И вообще, чем меньше общаться с писателями, тем лучше.
Мне было все понятно, я не хотела ссориться, но все-таки в конце концов мы разругались.
Утром после ссоры с Куваевым из-за литературы ко мне приходит соседка и говорит:
– К вам странный гость.
– Ну, пусть он войдет.
Вошел Николай Николаевич Семейников. И мне говорит:
– Девочка, ты еще молоденькая, и ты не понимаешь, какие у Олега неприятности.
Я интересуюсь:
– А какие у него неприятности? Пишет какую-то графоманию. Геологию забросил.
– Пишет он хорошо, ты не права. А самое главное, он вырвался сюда, он пригласил гостей, всех лучших друзей с Чукотки собрал, якобы плыть на лодке, а на самом деле – чтобы вот всем рассказать, что он женится на тебе, чтоб официально тебе предложение сделать.
– Да он что, с ума сошел, что ли?
– Я прошу тебя, не порть ему день рождения. У него куда-то исчезли секретные карты. То ли украли их, то ли что-то случилось с ними. У него украли секретную печать. Он оставил в РайГРУ на столе своем обычном, и это исчезло. А это уголовное дело. Он приехал в командировку на три дня, его разыскивают уже полмесяца по всем телефонам. Он не отвечает и не собирается ехать в Магадан. Поэтому приди, пожалуйста, на день рождения. Ты не можешь так издеваться над человеком.
Я махнула рукой, сказала:
– Я приду.
К тому же у меня было новое платье, нежно-голубое. Выяснилось, что в Певеке, оказывается, есть мастерская, где можно было сшить платье и все что угодно. Но я про это не знала. И материя продавалась. И я ухитрилась себе заказать платье на случай моего приезда в Ленинград.
Вечером опять приходит соседка и опять мне говорит:
– К вам гость.
Я выхожу. Стоит Куваев, и руки у него за спиной. Я говорю:
– Так заходи. Что ты?
И он достает огромный букет чукотских незабудок. Незабудки чукотские – это особенное чудо, даже в Голландии таких не выведут. Есть даже песня у геологов «Чукотские незабудки». Незабудки чукотские крупные, такие изящные по рисунку. И вот он их держит, и вдруг я вижу: глаза у него абсолютно один в один цвета незабудок. Я взяла эти незабудки, а что с ними делать? Ваз-то у меня нет. От соседки две банки принесла. Она говорит:
– Букеты от Бога.
Олег сварил нам кофе, выпили по полрюмочки коньяка с соседкой за незабудки. И я спрашиваю Куваева:
– Ты чего, ободрал всю тундру, что ли? – Потому что там местами растут цветы только. – Плантации у тебя, что ли, есть?
А он говорит:
– Это мой секрет. – Куваев выглядит счастливым, как солнышко светится. – Ну, пошли, посмотрим, что там. Надо помогать Николаевичу лодку строить, скоро отплывать.
Розовые чайки
Олег давно звал меня на остров Врангеля. Там евражки такие смешные. Они становятся на задние лапки. Там совы белые, замечательные. Там такие незабудки растут! А какие там птицы! Гуси огромные! Место какое-то совершенно особенное. Там родильный дом белых медведей. Олег меня звал туда за розовыми чайками, но у меня были свои командировки, поэтому я не успевала.
Я приехала из очередной командировки. Сидела дома, быстро писала с закрытыми окнами. Вдруг галька посыпалась в мое окно. Выглядываю – Олег стоит, машет:
– Быстрей!
Я накинула курточку, выбежала. Он говорит:
– Слушай, поехали.
– Куда поехали?
– Ну, неважно, поехали. Я выполню свое обещание.
Какая-то колымага стоит, машиной называется, разбитая совершенно. Парень какой-то молодой. Мы приезжаем в Апапельгино. Дальше он говорит:
– Нам бежать надо бегом, у нас всего два часа.
– Куда ты меня тянешь? Мне нужно писать, и вообще, у меня полно дел.
– Нет, все, вот, бежим.
Смотрю, он подбегает к ржавому, разваливающемуся вертолету. Где он это доисторическое ископаемое ржавое достал, я не знаю. Оттуда высовывается молоденький парень и говорит:
– Давайте быстрей, время идет.
Олег впрыгивает