Нежные страсти в российской истории. Любовные треугольники, романтические приключения, бурные романы, счастливые встречи и мрачные трагедии - Сергей Евгеньевич Глезеров
Своим характером она ничем не уступала своему любовнику. Сначала изводила только возможных соперниц, а потом стала мучить всех дворовых. Причем если в жестокости Аракчеева был хоть какой-то административный смысл, то в действиях Настасьи — лишь злоба и упоение властью…
Жестокость Минкиной становилась нестерпимой. Тех, кто ей чем-то не понравился, она приказывала пороть розгами, бить батогами. Развязка случилась в сентябре 1825 года. Однажды одна из служанок, завивая Настасье волосы горячими щипцами, случайно ее обожгла. Разъяренная Минкина стала жечь лицо провинившейся крестьянки горячими щипцами. Девушка вырвалась и убежала на кухню к брату-повару, пожаловалась ему. Тот решил, что терпеть подобные издевательства больше невозможно. На рассвете он, взяв кухонный нож, отправился в спальню «барыни»…
Узнав о происшествии в усадьбе, Аракчеев тотчас же помчался в Грузино. Увидев бездыханное тело Настасьи, граф пришел в неистовство, носился по двору перед собравшимися крестьянами и вопил: «Злодеи! Режьте и меня! Вы отняли у меня все!» До похорон Аракчеев находился в каком-то оцепенении. Когда же гроб опустили в могилу, он огласил всю округу криком: «Без нее мне жизнь не нужна! Зарежьте меня!»
Анастасию Минкину похоронили в соборе усадьбы.
Месть графа была жестокой… В письме к императору он намекал, что Настасья пала жертвой заговора, направленного непосредственно против него: «…дабы сделать меня неспособным служить Вам и исполнять свято Вашу, батюшка, волю, можно еще, кажется, заключать, что смертоубийца имел помышление и обо мне…»
Следствие арестовало всех дворовых Аракчеева. Допросы велись «с пристрастием» — понятно, что это значило. Скоро нашли и главного виновника и соучастников. Следователи, находясь под давлением Аракчеева, стремились привлечь к ответственности как можно больше крепостных, не считаясь ни с какими законами.
Арестовали около 80 человек, разных чинов и званий. В числе арестованных были даже мелкие чиновники, вроде писарей, люди купеческого сословия и даже случайные проезжие. Говорили, будто бы Аракчеев, повязав на шею окровавленный платок, снятый с тела убитой, в таком виде лично приходил допрашивать всех подозреваемых. И пресекал любую попытку следователей проявить хоть малейшее милосердие.
Новгородский земский исправник штабс-капитан Василий Лялин, заступившийся за крестьянку Дарью Константинову, которая тоже попала в водоворот этих событий, был обвинен в умышленном заступничестве за «преступницу». Исправнику поручили допросить «с пристрастием», он отказался, с точки зрения закона он полностью прав, поскольку Дарья была беременна, а беременных запрещалось подвергать телесным наказаниям. Но Аракчеев не простил Лялину подобное милосердие. Его отрешили от должности, арестовали и содержали более двух месяцев в арестантской за железной решеткой под строгим военным караулом. После освобождения штабс-капитан вышел в отставку.
Такому же аресту подвергся заседатель Земской уголовной палаты А.Ф. Мусин-Пушкин, который посоветовал Лялину отказаться бить беременную женщину. Впрочем, заступничество не помогло: в ходе следствия Дарью Константинову признали виновной и приговорили к 95 ударам крутом. Она вынесла это истязание, позже ее отправили на каторгу в Сибирь.
Александр Герцен в произведении «Былое и думы» писал позднее об исправнике Василии Лялине: «Да будут ему прощены его прежние грехи за эту минуту — скажу просто, геройства, с такими разбойниками вовсе была не шутка показать человеческое чувство».
Всех, кого признали виновными, приговорили к наказанию кнутом и каторжным работам. Секли в Грузино, на площади перед собором, в присутствии всех крепостных. Повара, зарезавшего Настасью, и его сестру запороли насмерть…
«Дело Минкиной» имело широкий резонанс и немало взволновало столичное общество. А поскольку происходило все в канун мятежа декабристов на Сенатской площади, то весьма подогревало соответствующие настроения в публике.
Впрочем, наследие Настасьи оказалось не очень светлым. Разбирая бумаги покойной, Аракчеев сделал печальное открытие: она изменяла ему, об этом свидетельствовали любовные записки молодых офицеров… и исправить здесь он уже ничего не мог: Настасьи на свете уже нет, а разыскивать тех офицеров — что толку?
Больше всего проблем доставлял графу его названный сын Михаил Шумский. Он вел разгульный образ жизни, славился кутежами и попойками. В Пажеском корпусе учился плохо. В 1826 году устроил дебош в театре, после чего «за неприличные поступки», как сказано в приказе, его перевели на Кавказ, где шла война с горцами. Оттуда он слал Аракчееву покаянные письма, и через год был возвращен с театра военных действий. Но за ум не взялся: запил, и его уволили из армии «по болезни», в конце концов его приютом стал монастырь…
Человек, которого Аракчеев боготворил до самой смерти, — император Александр I. В 1833 году он оставил рукописное завещание, согласно которому в 1925 году (далеко, однако же, граф попытался заглянуть!) должна была увидеть свет книга о царствовании Александра I. А чтобы этот проект состоялся, Аракчеев, «благоговея и за пределами гроба к незабвенным подвигам и душевным добротам безпредельно чтимого и любимого мною Государя, Всероссийского императора Александра Павловича», вносил 50 тысяч рублей ассигнациями в Государственный заемный банк. Эта сумма должна оставаться в нем 93 года «неприкосновенная со всеми прирасчаемыми на оную во продолжении сего времени процентами, без малейшего ущерба и изъятия».
Аракчеев умер в апреле 1834 года в Грузино, где и похоронен. Поскольку у него не осталось прямых наследников, Николай I повелел навечно передать волость с усадьбой графа Новгородскому кадетскому корпусу, позже переименованному в Аракчеевский. После Октябрьской революции усадьбу превратили в Историко-бытовой музей.
Ныне от усадьбы Аракчеева практически ничего не осталась: сначала по ней пронеслись вихри революции, а во время Великой Отечественной войны она оказалась на передней линии фронта и была разрушена. Не уцелело почти ничего — только следы от парка…
Фрагмент экспозиции Историко-бытового музея в усадьбе Грузино. Диван, на котором убили Н. Минкину, над ним — портрет, на котором якобы она была изображена.
Фото из ЦГАЛИ Санкт-Петербурга, 1930-е гг.
В Центральном государственном архиве литературы и искусства Санкт-Петербурга (ЦГАЛИ) в личном фонде искусствоведа и музейного работника Анатолия Михайловича Кучумова хранится альбом с фотографиями из усадьбы Грузино, датированными 1930-ми годами. Как отмечают специалисты, непонятно, каким образом эти снимки оказались у Кучумова: в Грузино он никогда не работал.
На одном из снимков изображена плита над могилой Анастасии Минкиной, на другой — музейный экспонат, связанный с убийством, совершенным в 1825 году. Аннотация, приведенная в альбоме, гласит: «Диванчик из дома Настасьи Минкиной. На этом диванчике спящей Настасье 14-летний поваренок отрезал кухонным ножом голову за издевательства над стариком-дедом. Кожа диванчика хранила следы разрезов ножом…»
Кстати, в начале XX века историю про Настасью Минкину вспомнили совсем неожиданным образом. В начале 1910 года бывшую резиденцию Аракчеева в Грузино посетила группа любителей
