Лабинцы. Побег из красной России. Последний этап Белой борьбы Кубанского Казачьего Войска - Федор Иванович Елисеев
– Нет-нет, Афоня!.. Ты больше так не делай и здоровайся с полками, – безапелляционно дружески внушаю ему.
Меня магнитом тянет к себе наша пулеметная команда. 22 собственных пулемета!.. Это ведь большая огневая сила! И богатство полка.
Кто командовал полком, тот поймет мои командирские чувства. И я иду туда, чтобы посмотреть, чтобы полюбоваться ими.
Вижу – есаул Сапунов сам обходит пулеметные линейки и, видимо, так переживает радость.
– Пулеметная команда – СМИР-НО-О! – кричит громовым голосом неугомонный Сапунов, как заправский службист-урядник.
– Да, я вас сегодня уже видел. Вольно! – успокаиваю его.
И мы осматриваем уже вместе главным образом лошадей, в коих также заключается «сила пулеметной команды». Сапунов хорошо потрудился в Кавказской, и все лошади были в хороших телах.
– А вот, господин полковник, и Ваши добровольцы-станичники! – докладывает Сапунов, и я вижу линейку с пулеметом в паре добрых лошадей и возле пулемета – Кавказцы и друзья детства Алексей Горошко и Иван Коробченок.
С гнедым мускулистым конем в поводу, с черной густой бородой, в домашней тужурке, но при полном оружии – тут же стоит урядникконвоец «дяденька Алексей Протопопов», как называли мы его в детстве.
– Здравствуйте, други, – по-домашнему говорю им.
– Здравия желаем, господин полковник! – по-строевому отвечают они густым баритоном для солидности.
– Ну… не подкачайте! – вторю им.
– Не беспокойтесь, господин полковник!.. Дело привычное! – за всех отвечает Горошко.
Первейший друг моего детства, озорник тогда, он был старше меня на 2 года, но слабее физически, не так ловок, «в единоборстве» был побежден и с тех пор, по уличному обычаю среди мальчиков, подчинялся победителю.
Горошко и Коробченок были казаки прихода в 1-й Кавказский полк, в г. Мерв Закаспийской области, 1912 года. Туда же я прибыл молодым хорунжим, окончив военное училище в 1913 году, и был сразу же назначен помощником начальника полковой учебной команды. Несмотря на то что оба станичника были отличными казаками, имели отличных лошадей, в учебную команду не выдержали экзамена по своей малограмотности. В поощрение их назначили в бригадную пулеметную команду, в которой они провели всю войну на Турецком фронте 1914–1917 годов и вернулись домой теми же рядовыми казаками, которыми вышли в полк.
Мы, молодежь-офицеры, и тогда возмущались этим положением, считая, что все участники войны должны были быть переименованы хотя бы в приказные. Для казака и одна нашивка на погонах – радость. И теперь, видя этих двух молодцов и соратников по Турецкому фронту, решил заполнить пробел былых их начальников.
Отойдя с есаулом Сапуновым в сторону, чтобы никто не слышал нас, спрашиваю:
– Как они?
– Лучше и не надо!.. Во всем пример!.. И так знают, так любят пулемет! – докладывает он, сам фанатик-пулеметчик из урядников той же войны.
– Казаки Горошко и Коробченок – ко мне! – громко произношу в их сторону.
По-полковому, как говорят – «на носочках», подскочили они, взяли под козырек, стали серьезными, не зная, почему я будто «строгим голосом» вызвал их. И чтобы они еще больше «опешили», я строго говорю, смотря им в глаза:
– Вот начальник команды, есаул Сапунов дал мне о вас отличный отзыв, мне очень приятно это знать, а потому, – сделав паузу, с улыбкой произношу, – поздравляю вас обоих младшими урядниками.
Это было для них полной неожиданностью. Молодецкий ответ благодарности несется из их уст, и радостная улыбка покрывает их лица, так мне давно знакомые и приятные.
– Ну а теперь бегите к своему пулемету, и чтобы сегодня же я видел вас «в галунах», – уже весело говорю им.
За 7 лет войны они этого вполне заслужили. Отчетливо повернувшись по-полковому кругом, стукнув каблуками весело, вприпрыжку побежали они к своей пулеметной линейке.
Урядника-конвойца Алексея Протопопова я не мог ничем порадовать и не сомневался, что полученное им звание урядника в Собственном Его Императорского Величества Конвое – гораздо дороже настоящего.
Кстати, надо сказать, что все казаки-конвойцы, заканчивая свою службу, переименовывались в звание младшего урядника, тогда как в полках надо было окончить учебную команду, чтобы получить это звание.
Прорыв красной конницы
Наша дивизия, в спешенном порядке, стоит на перекате местности. Уже вечерело, почему и морозило. По чистому полю сплошной, но не глубокий снег. Казаки достали из своих сум хлеб и сало и закусывали всяк по себе. От безделья и тишины становилось скучно. Штаб дивизии буднично стоял где-то в стороне от частей.
– По коня-ам! – вдруг пронеслись громко слова полковника Кравченко.
А затем:
– Сади-ись!.. 1-й Лабинский полк, за мной, в голову – МАРШ-МА-АРШ! – и, повернув своего коня на юг, выкрикнул: – Федор Иванович – ко мне!
Ничего не зная, подскакал к нему, уже тронувшемуся широкой рысью со своим штабом почему-то на юг. Он быстро говорит мне:
– Три полка красной конницы прорвались и обходят нас слева. Они идут балкой и обошли нас. Генерал Науменко приказал мне отбросить их назад.
Это было больше чем неожиданно. Где конница красных? Где она нас обошла? Я ничего не знаю, идя широкой рысью рядом с Кравченко. Длинной взводной колонной 1-й Лабинский полк следует непосредственно за штабом дивизии.
Мы проходим прямо на юг одну, другую, третью версту и, наконец, правее себя, на запад, видим длинную кишку красной конницы, которая широкой рысью уверенно идет также на юг, параллельно нашему движению. От нас она была верстах в двух, и ее хвост был на уровне головы нашей дивизии.
Увидев это, полковник Кравченко сразу же перевел своего высокого мощного коня в полуширокий намет.
– Куда ты ведешь, Афанасий Иванович? – бросаю ему на скаку.
– Да чтобы выскочить к голове красных и атаковать их в лоб, – отвечает.
– Лучше атаковать ее в хвост и во фланг, – советую ему.
– Не-е, мы заскочим им спереди и тогда уж атакуем, – парирует он.
Его начальник штаба, следуя правее его, молчит. Мне это было непонятно.
Несясь широким наметом параллельно красным, наконец, наши головы колонн поравнялись; мы даже опередили их. И вдруг красные поворачивают налево, строят боевой порядок и переходят на нас в атаку.
Кишка нашей дивизии растянулась. У нас нет никакого боевого строя, положение определилось более чем невыгодное для дивизии. Я ругаю своего друга за опрометчивость, за упущенный момент и вдруг слышу от него:
– Ну, тогда ты оставайся со своим полком здесь, а я поскачу дальше!
И, повернув своего коня на юго-восток, со штабом поскакал дальше. Положение стало почти трагическим. Мы прошли наметом около 10 верст; в 2–3 верстах от нас к югу отвратительная гребля
