Нежные страсти в российской истории. Любовные треугольники, романтические приключения, бурные романы, счастливые встречи и мрачные трагедии - Сергей Евгеньевич Глезеров
Конечно же, побег не удался. Ивана Анненкова отправили в Читинский острог, а Полина сразу же начала ходатайствовать о разрешении отправиться вслед за ним. Ее положение, по сравнению с женами декабристов, отправившимися за мужьями в Сибирь и встретившими громадные препятствия со стороны правительства, еще более сложное.
Она — иностранка, всего лишь гражданская супруга государственного преступника, поэтому не имела никаких юридических прав, которые позволили бы воспользоваться высочайшим распоряжением о правилах для «невинных жен» государственных преступников.
Остается только поражаться ее верности, смелости и решительности. Узнав, что Николай I будет на маневрах под Вязьмой в мае 1827 года, Полина отправилась туда в надежде получить аудиенцию у императора. Были пущены связи французской колонии в Москве и в самой Вязьме, где гостиницу содержал француз. И это удалось: Полина лично передала ему письмо.
«Ваше Величество, позвольте матери припасть к стопам Вашего Величества и просить, как милости, разрешения разделить ссылку ее гражданского супруга. Религия, Ваша воля, государь, и закон научат нас, как исправить нашу ошибку. Я всецело жертвую собой человеку, без которого я не могу долее жить. Это самое пламенное мое желание. Я была бы его законной супругой в глазах церкви и перед законом, если бы я захотела преступить правила совестливости. Я не знала о его виновности; мы соединились неразрывными узами. Для меня было достаточно его любви…
Милосердие есть отличительное свойство царской семьи. Мы видим столько примеров этому в летописях России, что я осмеливаюсь надеяться, что Ваше Величество последует естественному внушению своего великодушного сердца.
В нашей ссылке, государь, я буду благоговейно исполнять все Ваши повеления. Мы будем благословлять священную руку, которая сохранит нам жизнь, бесспорно весьма тяжкую, но мы употребим все силы, чтобы наставить нашу нежно любимую дочь на путь чести и добродетели. Мы будем молить бога о том, чтобы он увенчал Вас славою…
Соблаговолите, государь, открыть Вашу высокую душу состраданию, милостиво дозволив мне разделить его изгнание. Я откажусь от своего отечества и готова всецело подчиниться Вашим законам…»
Резолюция царя на письме гласила: «Писать Лепарскому, чтоб он объявил Анненкову о просьбе и намерении такой-то. Требовать его объяснения — желает ли он иметь ее своею законною женою; без его согласия и решительного намерения г-жа № не получит позволения отправиться в Сибирь».
Однако только в ноябре того же года Полине Гебль выдали высочайшее дозволение следовать в Сибирь, на Нерчинские заводы, где отбывал наказание государственный преступник Анненков, который, «будучи спрошен, изъявил желание вступить с означенной Поль в законный брак». Более того, Николай I распорядился, чтобы московский генерал-губернатор выделил ей на это путешествие три тысячи рублей.
В ночь на 23 декабря 1827 года она выехала из Москвы, в начале марта 1828 года добралась до Читы. А спустя месяц Иван Анненков и Прасковья Егоровна Гебль (хотя в истории она осталась как Полина) — так стали звать ее по-русски — обвенчались в Михаило-Архангельской церкви в остроге Чита. На время церемонии с Ивана Анненкова сняли кандалы. Вечером новобрачным предоставили получасовое свидание.
«Это была любопытная и, может быть, единственная свадьба в мире, — вспоминал декабрист Николай Басаргин. — На время венчания с Анненкова сняли железа, и сейчас по окончании обряда опять надели и увели обратно в тюрьму».
Ученый Евгений Иванович Якушкин, сын декабриста, в письме к жене из Сибири, характеризуя взаимоотношения Анненковых, писал: «Упасть духом он (Анненков. — Ред.) мог бы скорее всякого другого, но его спасла жена. Как бы ни были стеснены обстоятельства, она смеется и поневоле поддерживает бодрость в других… Анненков женился на ней и хорошо сделал, потому что без нее со своим характером совершенно погиб бы. Его вечно все тревожит, и он никогда ни на что не может решиться…»
Дальше жизнь шла своим чередом. «После полуторагодового пребывания в Чите с заключенных были сняты оковы, — вспоминала Полина Анненкова. — Сделано это было с большою торжественностью: комендант приехал в острог в мундире объявить монаршую милость, и цепи снимались в присутствии его и всей его свиты. После того как мужья наши были освобождены от цепей и с ними сделались милостивее, солдаты перестали нас гонять от ограды, и мужей стали пускать к нам каждый день, но на ночь они должны были возвращаться в острог…»
Иван и Полина прожили долгую жизнь. Полина рожала 18 раз, при этом выжило только семь ее детей — четыре дочери и трое сыновей. «Надо сознаться, — вспоминала она, — что много было поэзии в нашей жизни. Если много было лишений, труда и всякого горя, зато много было и отрадного. Все было общее — печали и радости, все разделялось, во всем друг другу сочувствовали, всех связывала тесная дружба».
В 1839 году Ивану Анненкову разрешили поступить на службу, спустя два года семья переехала в Тобольск, где и жила до самой амнистии 1856 года, а после нее — в Нижнем Новгороде, проживать в столицах им запрещено. Полина Анненкова продиктовала дочери Ольге воспоминания о своей жизни. Ольга Ивановна перевела их с французского и издала в 1888 году.
Иван Александрович служил чиновником по особым поручениям при губернаторе, был членом Комитета по улучшению быта помещичьих крестьян, участвовал в подготовке реформ, работал в земстве, избирался в мировые судьи. Пять сроков подряд нижегородское дворянство избирало Анненкова своим предводителем, а Полину избрали попечительницей нижегородского женского Мариинского училища.
Как отмечают историки, с годами характер Ивана Анненкова портился, он становился раздражительным, а Полина (Прасковья Егоровна) все так же снисходительно относилась к нему. До последних дней своих она ухаживала за ним как за ребенком. И до самой смерти не снимала с руки браслета, отлитого Николаем Бестужевым из кандалов ее мужа.
Полина ушла из жизни 4 сентября 1876 года. Ее супруг не смог жить без нее. Его рассудок повредился от горя, он гнал прочь людей, приехавших выразить сочувствие, чудил в церкви при отпевании. Впав в безумие, он прожил на попечении детей чуть больше года, после чего и сам в январе 1878 года покинул этот мир.
Шеф жандармов, неисправимый ловелас
«Я был по-настоящему
