Дети русской эмиграции - Л. И. Петрушева
Потом мы стали получать известия от наших знакомых о смерти тех или других близких, погибших от руки большевиков, и вот с тех пор я возненавидел эту дрянь; потом я узнал, что погибли такие люди, как Корнилов, Каледин, уже повсюду говорили, что дело проиграно и что, наверно, Добровольческая армия распылится. Большинство кубанских казаков перешло на сторону красных. Но скоро настал роковой момент, когда пришлось покинуть родную землю, и Бог знает, до какого еще времени придется скитаться за границей.
Когда мы приехали в Новороссийск, то я впервые увидел панику и хаос, который царил там; люди бегали в разные стороны, множество подвод, цепляясь друг за друга, стремились к пристани. Мой отец отправился в Крым, а я с матерью поехали в Трапезунд, где и пробыли около года. Там опять нам пришлось встретиться с большевиками. Меня страшно возмущают их поступки; так, например, они давали за чистку сапог по 25 лир, какой-нибудь простой рабочий теперь ходит франтом, но манеры и речь, конечно, его выдают. Но самое главное, что они разбрасывают ведь деньги награбленные.
Оттуда мы поехали в Константинополь, подъезжая, меня удивило, что из Крыма идут множество пароходов с людьми. Я, конечно, и не мог предположить, что это эвакуация, но когда мы сошли на берег, то оказалось, это правда, и что наш приезд совпал с эвакуацией. Тут же пошла совсем иная жизнь, и я часто вспоминал дом. Теперь я учусь в B <ritish> S<chool> <for> R<ussian> B<oys>[154], но мне все же кажется, что в скором будущем восстановится прежняя власть, и в случае этого-то я без всякого колебания пойду защищать ее.
Седов О.
Мои воспоминания с 1917 года
В 1917 году мне было 10 лет и я жил в станице в очень бедной семье. Отец мой занимался хозяйством и кое-как стягивал концы с концами. Я тогда был в 3 классе приходского училища. После окончания 3 класса меня определил в Донской пансион один богатый человек. В пансионе я учился на казенный счет. Время шло быстро. Приходило время сдавать экзамены в корпусе, но тут стали поговаривать, что большевики находятся поблизости и наступают на г. Новочеркасск. Потому из учебных заведений стали разъезжаться, и я уехал в станицу. Проехав 900 верст на поезде, я слез и пошел в станицу. Нужно было пройти 70 верст. Пришел в станицу я ночью в 12 часов, все уже спали. Я переночевал у знакомых, а наутро пошел домой. Это было зимой. Отца и матери не было дома, они, по-видимому, были на работе. Дома я жил тем, что нанимался на работу. Дома я услышал, что пансион уже собрался опять в Новочеркасске, а поэтому я поехал опять заниматься. Сдать экзамен я не мог, потому что мы тогда не докончили занятия. Пришлось заниматься опять в пансионе.
Итак, 1918 год. Я в пансионе находился 2-й год и много еще моих друзей. В этом году, когда я шел в отпуск к брату, то проходил мимо атаманского дворца, где в это время раздался выстрел. Это оказалось, что атаман Донской Каледин застрелился 2 февраля. Он застрелился потому, что казаки не хотели с ним идти и ему изменили. В этом году я сдал экзамен в корпус и уехал в станицу. Приехал домой; отца дома не было. Я спросил у матери, где он. Она сказала, что его большевики захватили в плен и он в плену умер от тифа. Потом умерли у меня старший брат и младший. Остались я, мать и сестра.
1919 год. Я летом уехал в корпус. Проучился я в корпусе немного, пришлось опять уходить, потому что большевики опять наступают. Вышли мы из корпуса ночью. Было сперва очень весело, а потом, когда вышли из города, стало холодней, а когда прошли верст 10, поднялась метелица. Стали умариваться. Отдыхали мы часто. Но скоро дошли до станицы Старочеркасск. Там нас поместили в монастыре. Накормили нас там, и мы порядком отдохнули. Из Старочеркасска мы вышли и пришли в станицу Хомутовскую. Там переночевали и пошли в Кагальницкую. В Кагальницкой мы справили Рождество. Из Кагальницкой вышли и пришли в слободку Полтавку. Там провели ночь и пришли мы в Ильинку. Из Ильинки мы вышли и пошли в станицу Кущевку. Вот здесь нам здорово влилось, потому что грязь была по колено. Все выбились из сил, некоторые падали и отказывались идти. Их клали на подводу и дальше продолжали идти. В Кущевку пришли ночью. Мост был набит подводами. Кое-как мы перешли и вошли в станицу. Там нас поместили в школу и по частным квартирам. Кормили погано. Всю дорогу пришлось побираться, как нищим. Рано утром нас разбудили и поехали на станцию. Там нас посадили на товарный поезд, и мы поехали дальше. Новый год мы встретили в вагоне.
Приехали мы в Екатеринодар. Нас там поместили на Красной улице в кинематографе «Палас», где нам выдали по одному теплому одеялу и матрацу. Прожили мы там несколько недель. Оттуда выехали и приехали в Новороссийск, где нас поместили в казармах. Раз ночью нас разбудили выстрелы. Это стреляли зеленые, которые жили в горах.
Из Новороссийска мы выехали в феврале, и приехали мы в Египет, в Александрию. Там нас высадили на берег и поместили в карантин. Там мы прожили несколько дней; кормили отлично, и отдохнули порядком. Оттуда нас привезли в Тель-эль-Кебир. Там жили мы в больших палатках. Здесь же мы провели Пасху. Здесь мы занимались в бараках. Из Тель-эль-Кебира вывезли в Измаилию, где мы провели 2 года. Там мы жили хорошо, были занятия и т. д. Из Измаилии мы выступили с оркестром. Уезжать оттуда не хотелось, но это не от нас зависело, а поэтому пришлось покориться. Ехали мы сперва на поезде, а потом на пароходе приехали в Константинополь, где нас разъединили: 1, 2, 3, 4, 5-й классы остались здесь в
