Дети русской эмиграции - Л. И. Петрушева
Денисов Г.
Мои воспоминания с 1917 года
В 1917 году мне было 10 лет. В это время я учился в приходской школе. Под вечер одного <дня> атаман собрал всю станицу и прочел манифест об отречении Его Императорского Высочества[152] государя императора Николая II. Наш учитель очень этому обрадовался, но старые казаки отнеслись к этому очень недружелюбно. На другой день наш учитель Илья Иванович Козловцев организовал манифестацию, а сам стал во главе ее. Ходили по всей станице сначала без флагов, а потом вывесили красные флаги и начали петь «Марсельезу»; сначала казаки смотрели равнодушно, но потом собрались, позабрали колья и разогнали всю эту манифестацию. После этого наступило спокойствие. Мои двоюродные братья, дядя и родной брат пошли в офицерскую дружину, и после боя под Александро-Грушевском ранили брата в ногу. Он, изнемогая от потери крови, едва успел добежать до санитарной повозки; и он возвратился домой, где был помещен в военный госпиталь, который находился в собственном доме одного купца, который его пожертвовал для этой цели. Мои сестры служили некоторое время в этом госпитале, пока брат не выздоровел.
Затем меня отдали подготовляться в Донской корпус в Донской пансион в Новочеркасске; здесь я видел Каледина и был на его похоронах. Под конец учебного года неожиданно явился брат и отправил меня домой с другими двумя офицерами, которые ехали в станицу за лошадьми. Когда выезжали из города, то там уже начались беспорядки и разбили громадную цистерну со спиртом, который тек ручьями. По этому случаю там собралась целая толпа, кто с ведром, кто с бутылкой, кто с кружкой; толкаясь и ругаясь, старались набрать возможно больше спирту, оскальзывались, падали лицом в спирт. Наш извозчик оставил свою лошадь, набрал ведро спирту, напился и упал вглубь саней через некоторое время, а так как прежде, чем свалиться, он все-таки отвез нас от города на порядочное расстояние, то мы и остались бы стоять посреди дороги, если бы на счастье наше один из офицеров не знал дороги.
Ехали почти целый день и к вечеру, когда стало уже темнеть, подъезжая к Раздорской станице, где у меня была тетка, к какой я пошел ночевать, предварительно сговорясь со спутниками, что поутру поедем дальше и что они заедут за мной. Ночью поднялась стрельба и крики, мы выскочили из дому, и оказывается, станицу занял Голубов, затем опять все успокоилось. Выйдя из дому утром, я увидел много подвод на улице, на которых сидели и лежали голубовские казаки. Они собирались ехать в Новочеркасск. Я стал искать своих спутников и долго не находил их, но вскоре один казак сказал мне, что извозчик испугался и уехал домой, даже не взяв с нас платы, а офицеры пошли домой пешком. Я подумал немного и решил тоже идти пешком. Я дошел благополучно до Кочетовской и пошел дальше, но скоро принужден был остановиться около Дона, так как он посинел и вздулся; я попытался переходить, но провалился и насилу вылез, но скоро повстречался казак на санях, который перевез меня; я поблагодарил и пошел на хутор Чебачий, где сестра моя была учительницей. Когда я вошел в хутор, то не знал, куда идти, но, по счастью, мне указали, где школа, и я решил идти в школу. Пройдя немного по улице, я увидел нескольких женщин, которые разговаривали между собой. Одна из них сказала: «Вот идет кадетик, а у меня такой же брат в Новочеркасске, дай спрошу его, не знает ли о нем», – подошла, и я узнал в ней свою сестру. Она отвела меня на свою квартиру, накормила, дала мне вместо моей форменной шинели шубу, и на следующий день мы вместе с атаманом поехали домой. Когда я приехал домой, там были большевики. Они держали себя довольно нахально, но старые казаки и отчасти бабы их удерживали силой, так как это были местные большевики и их было довольно мало, но тем не менее окончательно их выгнать из станицы было невозможно.
Бывший парикмахер Зайцев сделался теперь комиссаром, но через некоторое время пришли большевики, но и они не могли ничего сделать против населения, которое всячески им старалось вредить. В один день послышалась стрельба, мы с братом поспешили на место происшествия и увидели нашу станичную дружину, в которой были наши родственники, возвращавшиеся из Новочеркасска. Дружина состояла из 500 человек, которые не имели ничего, кроме холодного оружия. Против них выкатили пушку, целый полк большевиков, принудили их сдать оружие и посадили под арест.
Ненченков
Мои воспоминания с 1917 года
В 1917 году мне было 9 лет. Мой папа был на войне, а мама жила в станице Каменской с сестрицей, я же с братом был в Донском пансионе в Новочеркасске. Не помню, какого числа и месяца, директор
