Маленький лорд Фаунтлерой - Фрэнсис Ходжсон Бернетт
До сих пор граф не понимал, как глубоко укоренились в нем любовь к мальчику и гордость за него. Он никогда еще не видел его достоинств, силы и красоты так ясно, как видел их сейчас. Для его упрямого характера было невозможно – даже немыслимо – отказаться теперь от того, чего он желал всем сердцем. И он решил, что не отступится без ожесточенной борьбы.
Через несколько дней после визита к мистеру Хэвишему женщина, называвшая себя леди Фаунтлерой, заявилась в замок и привезла с собой сына. Ее отослали прочь. Открывший дверь лакей сообщил, что граф отказывается ее принимать; общаться с нею будет его адвокат. Передал это послание Томас, а после охотно поделился своим впечатлением со слугами в людской. Он надеется, сказал он, что довольно лет проносил ливрею в благородных домах, чтоб с одного взгляда узнавать леди, и ежели эта – леди, стало быть, он ничегошеньки не понимает в женщинах.
– А вот хозяйка Корт-Лодж, – добавил Томас с достоинством, – она из верного теста, пусть и американка, это вам любой джентльмен с полувзгляда подтвердит. Я так Генри и сказал, когда мы первый раз туда наведались.
Посетительница уехала. На ее привлекательном, но грубоватом лице застыло выражение испуга, смешанного с гневом. Мистер Хэвишем во время своих бесед с нею заметил, что, хоть она отличалась пылким характером и резкой, наглой манерой вести себя, ей не хватало ни ума, ни храбрости, какие требовались для этого дела: иногда казалось, что необходимость исполнять собственный план застала ее врасплох. Она словно не ожидала, что столкнется с таким сопротивлением.
– Совершенно очевидно, – поделился адвокат с миссис Эррол, – что это женщина из самых низов общества. У нее нет ни образования, ни профессии, ни привычки разговаривать на равных с такими людьми, как мы. Она не представляет, что делать. Визит в замок сильно ее припугнул. Граф отказался ее принять, но я посоветовал ему поехать со мной в «Герб Доринкортов» – там она остановилась. Когда он появился в комнате, ее лицо побелело – впрочем, она тут же взъярилась и принялась изрыгать угрозы вперемежку с требованиями.
Дело было в том, что граф вошел в гостиную этой женщины с величавым видом почтенного влиятельного аристократа и, не снисходя до разговора, просто уставился на нее в упор из-под своих кустистых бровей. Безмолвно оглядывая ее с головы до ног, словно какую-то отвратительную диковинку, он позволил ей кричать и требовать, пока она не утомилась, а потом произнес:
– Вы утверждаете, что вы – супруга моего старшего сына. Если это правда и если ваши доказательства окажутся неоспоримыми, закон на вашей стороне. В таком случае ваш сын станет лордом Фаунтлероем. Можете не сомневаться, что мы докопаемся в этом деле до самого дна. Если ваши притязания подтвердятся, вам будет назначено содержание. Но, пока я жив, я не желаю видеть ни вас, ни этого ребенка. После моей смерти, к сожалению, замок успеет на вас насмотреться. Если окажется, что мой сын Бевис действительно выбрал такую женщину, как вы, я ничуть этому не удивлюсь. – После он повернулся к ней спиной и вышел из комнаты с таким же достоинством, как и вошел.
Вскоре после этого матери Седрика, которая сидела в своей маленькой утренней гостиной и писала письмо, доложили о приезде посетителя. Горничная, пришедшая с этим сообщением, выглядела несколько взволнованной – на самом деле глаза у нее округлились от изумления; девушка была юна, служила в доме совсем недавно и потому глядела на хозяйку с сочувствием и тревогой.
– Это сам граф, мэм! – Ее голос дрожал от благоговейного страха.
Когда миссис Эррол вошла в большую гостиную, на тигриной шкуре у камина стоял очень высокий, царственного вида старик. На красивом суровом лице с орлиным носом и длинными седыми усами застыло упрямое выражение.
– Миссис Эррол, я полагаю? – спросил он.
– Миссис Эррол, – ответила она.
– Я – граф Доринкорт.
Мгновение он помедлил, почти бессознательно, встретив взгляд ее поднятых глаз. Они так походили на большие ласковые и невинные глаза, которые в последние месяцы каждый день смотрели на него снизу вверх, что в груди его зашевелилось какое-то интересное чувство.
– Мальчик очень похож на вас, – добавил он отрывисто.
– Мне часто это говорят, милорд, – отозвалась она. – Но мне нравится думать, что он похож и на своего отца.
Как и рассказывала леди Лорридейл, голос у нее был очень звучный, а манера держать себя – простая и полная достоинства. Казалось, его внезапный визит ничуть не нарушил ее душевного равновесия.
– Да, – сказал граф, – он похож и… на моего сына… тоже. – Подняв руку, старик ожесточенно затеребил свой длинный белый ус. – Вы знаете, – спросил он, – зачем я сюда приехал?
– Я виделась с мистером Хэвишемом, – начала миссис Эррол, – и он рассказал мне о заявлении, которое сделала…
– Я приехал сказать вам, что правдивость ее слов проверят и оспорят, если это возможно. Приехал сказать, что мальчика будет защищать все могущество закона. Его права…
–Он не возьмет ничего, что не принадлежит ему по праву, – тихим голосом прервала она графа, – даже если закон может ему это дать.
– К сожалению, не может, – сказал он. – А следовало бы. Эта возмутительная женщина и ее ребенок…
– Возможно, она любит его не меньше, чем я люблю Седрика, милорд, – сказала юная вдова. – И если она вправду обвенчана с вашим старшим сыном – значит, лорд Фаунтлерой – ее сын, а не мой.
Она боялась его не больше, чем Седрик, и глядела точно так же, как глядел бы он; старику, всю свою жизнь прожившему тираном, это было втайне приятно. Люди так редко осмеливались возражать ему, что ее прямота казалась невиданным, изысканным развлечением.
– Полагаю, – сказал он, слегка нахмурясь, – вы предпочли бы, чтобы он не стал графом Доринкортом.
Нежные белые щеки миссис Эррол залились краской.
– Быть графом Доринкортом – большая честь, милорд, я это знаю, но мне важнее всего, чтобы он оставался таким же, как его отец, – храбрым, справедливым и честным.
– В отличие от своего деда, хм? – язвительно заметил его сиятельство.
– Я не имела удовольствия познакомиться с его дедом, – ответила миссис Эррол, – но знаю, что мой сын уверен… – Она помедлила секунду, молча глядя ему в глаза, а потом добавила: – Я знаю, что Седрик вас любит.
– А любил бы он меня, – сухо спросил граф, – если б вы рассказали ему, почему
