Ни единого шанса - Ксюша Иванова
— Рассказывай! — в его голосе очень сильно ощущается недовольство. Ох, чувствую, что сейчас оно еще сильнее будет…
— Боюсь, что это невозможно, — вздыхаю я.
— Чего-о? — недоверчиво.
— Нельзя никому рассказывать.
— Даже мне?
— Борис Семенович сказал, что тебе — в первую очередь.
— А кому?
— Не понимаю…
— Кому можно? Патлатому? Или, может, ты теперь Захару больше доверяешь?
Вот что за человек? Зачем так слова переворачивать? Я ведь не хотела обидеть — просто сказала правду! Но чувствую, если продолжу ее говорить и признаюсь в том, что Борис Семенович не разрешил что-либо рассказывать Ванечке именно из-за его вспыльчивости и "ярко выраженной роли героя-защитника", то он навеки разобидится!
А, на минуточку, Ванечка столько сделал для меня! Никто столько за всю жизнь не делал! И на ночь снова в дом его сестры ехать…
Да и просто обижать его не хочется! Потому что он такой… А вдруг я перестану ему нравиться? Вдруг обидится и перестанет обращать внимание на меня? Но и сказать ничего нельзя…
— Никому нельзя. И Димка с Захаром тут, вообще, ни при чем!
— Куда он тебя возил? — его руки так сильно сжимают руль, что мне кажется — еще чуть-чуть и тот развалится!
— Я же сказала… Что нельзя…
Разворачивается ко мне резко. Наклоняется так близко, что даже в темноте мне чудятся искры ярости в его глазах! Да что за ерунда такая? Он мне таким рассудительным, таким взрослым казался! Почему сейчас не может понять, что у меня есть причины, чтобы ничего не рассказывать пока?
— Ну ладно, Сонечка. Я понял. Ты — сама по себе, да? Не доверяешь мне. Хотя я хз, что такого сделал, чтоб твое доверие на ноль упало. Может, потому не доверяешь, что я отдал тебя этому Борису?
Пока я перевариваю и пытаюсь придумать нормальный ответ, Ванечка заводит машину и срывается с места. Вспоминаю, что гитару оставила в клубе! Это опасно! Могут бросить куда-нибудь или просто уронить нечаянно… Но набраться смелости и сказать сейчас об этом Ванечке не могу.
Возле дома Вероники он первым выходит из машины, щелкает кнопкой на брелке, ставя на сигнализацию, и уходит к дому, не дожидаясь меня. Ну вот, приехали!
Видимо, на крыльце все-таки до него доходит, что мне-то в чужой дом зайти одной сложно будет, останавливается, открывает входную дверь и молча ждет.
В прихожей темно. Только откуда-то со стороны лестницы, ведущей на второй этаж, пробивается неяркий свет.
Останавливаюсь в нерешительности у входа. Ванечка обижается знатно — на меня прямо давит его отрицательная энергетика. Разувается, с чувством заталкивая свои кроссовки на металлическую подставку.
И что я должна сделать? Как поступить? Рассказать ему? Но Борис Семенович строго-настрого запретил!
— Есть будешь? — отрывисто бросает мне.
Отрицательно качаю головой — ну, как тут есть, кусок в горле застрянет, но я не готова сейчас к тому, чтобы он уходил спать! А он точно уйдет, если откажусь! И говорю совсем не то, что думаю:
— Буду.
— Хм, ну, пошли тогда, — насмешливо говорит он.
Снимаю туфли, аккуратно ставлю на полочку рядом с его кроссовками, иду следом — без каблуков я совсем маленькая рядом с ним…
Засматриваюсь на плечи, обтянутые пиджаком. Затылок у него выбрит коротко, а вверху, на макушке — волосы волнистые, лежат так живописно — кудряшками… Руки прямо-таки тянутся потрогать.
Сажусь за стол. Ванечка достает из холодильника сырники на тарелке. Наливает молоко из пакета в стакан, греет в микроволновке. Ставит все это передо мной.
— Все. Ешь. Я пошел спать, — разворачивается и идет прочь из кухни.
Нет, ну что за…
— Стой! — командую, выскакивая из-за стола.
Останавливается послушно в проходе, но не поворачивается ко мне. Так и стоит всей спиной выражая презрение ко мне!
Ну нет у меня слов! Я не знаю, что сказать тебе сейчас! Тут только начни, только поддайся — ты же все в подробностях из меня вытащишь!
Спина его меня гипнотизирует просто! Смотрю на линию воротника его пиджака сзади. Маленькая родинка справа на шее ближе к линии роста волос…
Я даже подумать не могу, что решусь на подобное! Но решаюсь! Подхожу сзади, кладу ладони на его спину и, привстав на цыпочки, целую эту родинку! Меня вихрем подхватывает аромат его парфюма. Тепло его кожи, там, где прикасаются губы. Напряженные мышцы спины. Вдох его резкий. Разворот. И…
41 глава. Ванечка
Сейчас неожиданно в ускоренном режиме происходит то, к чему я с Софьей, наверное, шел бы еще долго. Не потому, что не хотел, а потому, что боялся испортить то странное, незнакомое мне пока чувство, которое появилось у меня именно к этой девушке!
Но себя не обманешь. Инстинкты — дело такое. Ее губы на моей шее — всего лишь искра, из которой за секунду вспыхивает мой огонь! Да так вспыхивает, что меня всего как будто передёргивает!
Это потому так, наверное, что подобного от нее я ожидать не мог! А она словно клеймо на мне поставила — обожгла прикосновением и тут же попыталась отстраниться!
Разворачиваюсь мгновенно. Сгребаю в объятья, чтобы не смогла сбежать от меня…
Впиваюсь в ее губы. И прежде чем мои глаза блаженно закрываются, успеваю поймать ее шокированный взгляд.
Она такая… Губки мягкие, сладкие. Она тонкая, податливая сейчас…
Потом, когда уже понимаю, что она не отвечает мне, догоняю, что поспешил, что напор слишком сильный, что, в конце концов, для нее это, по сути, первый поцелуй со мной! Который я испоганил!
И тогда начинаю чувствовать — и ладони, упирающиеся в мою грудь, которые, вероятнее всего, отталкивают, ну уж никак не притягивают меня! И ее сорванное дыхание.
Упираюсь своим лбом в ее. Удерживаю за затылок. Пытаюсь отдышаться. Идиот! Во рту — металлический привкус. Ее или мой? Трогаю языком разбитую вчера губу — так и есть снова лопнула на месте ссадины.
— Прости меня. Так не целуются, — выдыхаю просевшим, незнакомым голосом.
— А как целуются? — снизу вверх смотрит в мои глаза.
— По-человечески…
— А это как было? — улыбается, заставляя меня облегченно выдохнуть.
— Прикалываешься, да?
— Да, — пожимает плечами она. Но не отстраняется, а добавляет, поднимая вверх руку. — Кудряшки твои
