Ни единого шанса - Ксюша Иванова
Толкая коляску, прогулялся по петляющей дорожке, слушая музыку в наушниках, полюбовался своим новым прикидом, остановившись у стеклянной коробки здания ЗАГСА, притулившегося в самой глубине парка. Оставалось помучиться полчаса. Но Марусенция почему-то вдруг решила, что спать ей достаточно! И так как говорить она еще в свои девять месяцев не умела, объявила о своем окончательном пробуждении громким ором!
Этот ор навел шухер во всем парке. Собака, которую вела на поводке старушенция в красном берете, рванула в сторону от ужаса — бабуля упала на скамейку, поводок выскользнул из рук, псина понеслась, поджав хвост, куда-то в дебри. Парень, обнимавший подругу в трех метрах от нас, вздрогнул и наступил ей на ногу, та от боли завопила едва ли не громче Марусенции. Я, вытащив наушники из ушей, растерянно смотрел на ребенка, не зная, что с ним делать. А девчонка, сидевшая на скамейке метрах в пяти от нас, беззвучно хохотала, вытирая слезы! Армагеддец какой-то!
— Что делать? Что делать? Вытащить тебя, что ли?
Машка лупила руками, засунутыми в серый осенний комбинезон по коляске и орала на одной очень высокой ноте. Достать ее сразу не получилось. Застряла, что ли? Я подергал ее, подхватив подмышки, но было такое чувство, что там, внутри коляски, ноги ребенка плотно обмотаны толстой веревкой, которая удерживает на всякий случай (чтобы враги не сперли!). Соску изо рта она выталкивала языком, как я ни старался пихать поглубже! Бутылку с водой выплюнула, облившись жидкостью с ног до головы!
— Да, е-мое! Маруська! Ну, чего ты орешь? Давай это… прекращай!
На нас уже смотрели все, кто был в парке. Бабки, наматывающие сто второй круг мимо, удрученно качали головами — типа, эх, ты, папаша! Даже ребенка не можешь успокоить! Девка, которой парень отдавил ногу, с отвращением кривилась — вроде как показывала своему бойфренду, как сильно она "любит" маленьких детей. А я не придумал ничего, как только поднять руки к небу и сказать:
— И за что мне это все!!! Ну, давай, помоги уже! Хватит издеваться!
Я и сам вначале не понял, к кому именно обращался. Может быть, к Богу, хоть и не был никогда особо верующим. И помощь неожиданно пришла!
Та самая девчонка, которая смеялась надо мной, сидя на скамейке, молча отодвинула меня в сторону и, аккуратно отстегнув верхнюю часть коляски, так же молча взяла Маруську на руки. И! Аллилуйя! Красная от усилий Машка моментально замолчала! Только испуганно всхлипывала и вглядывалась своими глазенками-бусинками в лицо нашей спасительницы! И я вгляделся тоже.
Она была чудо как хороша! Ну, в смысле, красивое у нее было личико. Нежная кожа, усыпанная на носу и щеках мелкими веснушками, огромные зеленые глазищи, аккуратный носик, тонкие, свои, не нарисованные брови и губки… О-о! Губки вообще были что надо — розовенькие, пухленькие, так мило растягивающиеся в улыбке! И я не удержался — улыбнулся ей в ответ, не сразу поняв, что она-то как раз на меня и не смотрит совсем!
Девушка, удерживая Маруську одной рукой, осторожно вытирала ее личико платочком. А когда бессовестная моя племянница начала снова кривить свои губищи, вдруг прижалась губами к ее шапке в районе уха и что-то прошептала. Маруська, как и я, настороженно прислушалась. Но я не услышал ничего совершенно, а Маруська, видимо, услышала все, что было нужно. Потому что гнев неожиданно сменился на милость, а маленькие губки сложились в улыбку!
И я, наконец, отмер!
— О, прекрасная спасительница! Не знаю, как тебя благодарить! Ты так мне помогла!!! Мне бы еще минут двадцать перекантоваться с этим маленьким монстром, и можно было бы идти сдаваться!
Отчего-то захотелось вдруг сказать девушке, что это — не мой ребенок, что это — всего лишь племянница, а я — добрый и заботливый дядюшка, всегда готовый, но не очень-то умеющий, посидеть с нею! И я уже собрался было начать клеить эту милаху, но потом внимательнее присмотрелся к ее наряду. И обалдел…
3 глава. София
Какой же красавчик этот молодой папашка! Просто мечта! В такого можно влюбиться, просто увидев на фотографиях, не то что вживую! И одет очень красиво, модно, стильно и явно безумно дорого. Такую куртку когда-то, гуляя по торговому центру, я видела в витрине жутко дорогого бутика. И стоила она что-то там больше ста тысяч… И прическа у него модельная, и челка словно гелем каким-то уложенная — волосы на ветру осеннем не растрепываются, как у меня, а лежат — волосок к волоску!
И он так весело, с такой благодарностью смотрит сейчас в мою сторону, с таким неподдельным невозможным интересом, как никогда на меня, Софию Ростову, не смотрел ни один богатенький красавчик! Потому что богатенькие красавчики обычно страшненьких, бедненьких оборванок, вроде Ростовой, не замечают в упор…
— О, прекрасная спасительница! Не знаю, как тебя благодарить! Ты так мне помогла!!! Мне бы еще минут двадцать перекантоваться с этим маленьким монстром, и можно было бы идти сдаваться!
Куда сдаваться? В каком это смысле? Матери, что ли, пора ребенка отдавать? А сам? А, впрочем, они, мужики, обычно вопросами воспитания детей не сильно напрягаются. Это мне известно. Ладно, раз уж впряглась, нужно понянчить ребенка эти двадцать минут, иначе ведь замучается кричать бедняга!
Я развернулась и пошла по дорожке, шепча девочке на ушко стишок, который учила недавно с Лилькой. Она смотрела по сторонам и слушала, успевая одновременно с этими двумя важными делами еще и весело улыбаться мне. Ах, какая же миленькая! Какая же пухленькая! Может быть, у меня тоже когда-нибудь будет такая девочка! И такой муж…
Обернувшись, чтобы посмотреть на парня, я поймала его взгляд. И вот теперь уже прочла в нем все то, что обычно видела во взглядах других молодых людей, на меня бросаемых — удивление, жалость, брезгливость, разочарование… Потому что когда они смотрели в мое лицо, приятное, симпатичное даже, они (такое тоже иногда случалось), проникались симпатией ко мне, а потом, когда они обращали внимание на одежду, на мой внешний вид, непрезентабельный, затертый, поношенный, отношение сразу менялось.
Да, красавчик, тут тебе не девочка-картинка, тут Сонька-дочка-мамки-алкашки в джинсах с дырками. Правда, мои дырки только притворяются задуманными дизайнером, а на деле прорвались на
