Ни единого шанса - Ксюша Иванова
Тетя Света — бабушкина соседка… Как мы с нею разминуться могли? Не понимаю. Хотя, может, она на лифте? Может, его починили, а я не знала и по лестнице шла?
Но что с бабушкой? Инсульт у нее? Что в таких случаях делают?
— Ба, — тормошу её за плечо.
Смотрит и молчит. В глазах у неё такой дикий страх, что меня начинает трясти. Ну, как же ты так, ба? Ну, что же мне теперь делать с тобой?
Бегу к её коробке с лекарствами. Высыпаю всё на стол. Что можно? Что нельзя ей сейчас? Вообще не понимаю! Инсульт — это же, когда сосуд в мозге лопается? Сосуд же от давления наверное, лопается? С чего бы ему ещё? Беру бабушкины таблетки от давления. Они отдельно, на подоконнике, лежат.
Эх, сейчас бы в интернете посмотреть, что ей дать, но где его, интернет этот, взять?
Несу с водой вместе. Приподнимаю ей голову. Пытаюсь запихнуть в рот. Рот у неё тоже странный, на одну сторону перекошенный. А вдруг не инсульт? Вдруг таблетку эту нельзя? Впрочем, хуже вряд ли будет…
Засовываю. Пытаюсь залить воду. Она течёт по подбородку, по шее бабушки. Смешиваясь со слезами, текущими почему-то только из одного её глаза. Вроде бы глотает. Обессиленно сползаю на пол, уткнувшись в свисающую правую бабушкину руку.
— Сонь! Там в п-п-подъезде идут! — разворачивает к выходу из комнаты свою коляску Лилька. Я входную дверь не закрыла, шаги, действительно, слышно.
Бегу в подъезд. Поднимаются двое — мужчина и женщина. У него в руках оранжевый чемодан с нарисованным на нём красным Крестом. За ними еле поспевает тетя Света — она полная, ноги больные, по ступенькам ступает тяжело.
— Сюда! — выдавливаю из себя, чувствуя, как с непривычки саднит горло, словно слова прежде чем выскочить, иголками впиваются в связки.
Осмотрев и сделав какие-то уколы, они на носилках выносят бабушку из квартиры.
— Спросите, куда её и что нужно? — шепчу причитающей что-то там о бедных сиротках и о тяжелой бабушкиной судьбе тете Свете.
— А куда вы её забираете? — говорит она. — И что нужно?
— В первую скорую на Золотой. Приезжай туда, — кивает мне женщина, пока мужчина с поднявшимся к нам водителем скорой выносят бабушку. — Через часок. Возможно, за ней ухаживать будет нужно. А у вас… хм, родители есть?
Качаю отрицательно головой. Мы сами. Никого нет.
— Из родственников найди кого-нибудь, чтобы с девочкой был или найди, кто в больнице с бабушкой согласится.
Уже у двери, останавливается.
— Но вообще, у неё геморрагический инсульт скорее всего. Это практически не лечится…
Лилька заходится в плаче. Я осуждающе смотрю на врача — зачем при ней говорила?
— Извините, — говорит она и выходит, оставляя нас одних. Тетя Света отправляется за ними.
— Соня-я! — причитает сестра, закрывая узкими ладошками лицо. — Как мы теперь? Что де-елать?
Сажусь на колени перед её коляской. Утыкаюсь в узловатые худенькие коленочки лицом и, кусая губы, усиленно думаю, к кому обратиться за помощью, пока Лилька ласково гладит меня по голове…
20 глава. Иван
Ну и где она? Второй час её компания поёт и играет без Софии. А что если тот, кто приставал и огрёб ночью, снова к ней полез? А что, если он ждал её в квартире?
Мысли носятся в моей голове по кругу. И я уже успел возненавидеть себя самого за то, что отпустил её, за то, что не пошёл следом, что не убедился, чтобы она была в безопасности!
И бессмысленно убеждать себя в том, что она мне никто! Бессмысленно. Почему? Сам не знаю. Это чувство к Софии мне незнакомо, оно не такое, как было к Лизе, даже в самом начале наших отношений. И уж точно не такое, какое было у меня к тем мимолетным девочкам, которые скрашивали мой досуг по ночам.
Оно неприятное. Оно меня привязывает к этому барному стулу и заставляет смотреть на сцену и любоваться патлатым парнем, который вчера буравил меня ненавидящим взглядом, а сегодня как будто совсем не замечает.
Когда у них начинается перерыв, и музыканты уходят за ширму справа от сцены, я, не раздумывая, иду следом. Патлатый с пачкой сигарет в руках шагает на выход. И я иду тоже.
На заднем дворе останавливаемся рядом на крыльце. Он совсем не удивлен мне. Знал, зараза, что приду! Затягивается с наслаждением, с явным превосходством посматривает на меня. Знает! Понимаю, что он знает, где София!
— Где она? — выдыхаю облегченно — если он спокоен, значит, с ней все в порядке! Так ведь?
— Кто "она"? — кривится парень, выдыхая дым мне в лицо.
Сдерживаюсь с трудом — напрашивается! Руки, сжатые в кулаки, так и чешутся зарядить ему, чтобы стал понятливее! Но он же, гад, тогда точно ничего не скажет! Скриплю зубами, но поясняю ему очевидное:
— Где София?
— Кто. Ты. Такой. Чтобы я говорил тебе о ней?
— А ты кто такой, чтобы не сказать мне? — понимаю, что несет меня не туда, что, наверное, добром нужно здесь. Только что сказать? Что мне нравится его девушка? Что она сегодня у меня ночевала?
Щелчком бросает сигарету куда-то далеко. Сжимает кулаки и неожиданно прет в мою сторону. Здравый смысл выбивается из моей головы самым первым ударом. Мне кажется, я даже нарочно позволяю ему ударить, я мог бы увернуться и ответить! А получив, с каким-то наслаждением даже бью в ответ.
Сцепившись, мы падаем с крыльца. Я почему-то оказываюсь снизу. Больно ударяюсь спиной о какую-то железку и пока прихожу в себя от падения, выхватываю от этого козла еще пару сильных ударов в челюсть.
Боль привычна. Что-что, а боль на соревнованиях я терплю постоянно. Поэтому дальше — дело техники, я легко скидываю его с себя. Уравниваю наши шансы, раза три зарядив ему в морду, а потом легко, одним движением, роняю на землю, зафиксировав в болевом приеме руки, и усевшись на ноги. Держу несколько минут.
— Всё. Успокойся, — командую, почти ласково ему. — Я ничего плохого ей не сделаю. Помочь хочу. Что с ней и где она?
— Помочь? — он сплевывает на землю, отвернувшись от меня. — Знаю я, какую помощь такие как ты могут оказать. Отвали от нее!
Дергается изо
