Операция «Северные потоки» - Ирина Владимировна Дегтярева
— Нам главное, чтобы он не смог уехать. Это первое. И второе, чтобы над ним висела уголовная ответственность по двести двадцать второй. Там ведь до пяти предел, если память мне не изменяет? Ну ему и ограничение свободы до трех лет тоже не понравится. За границу уехать у него уже не получится. А суд в итоге ведь может ограничиться и штрафом?
— Если будет ходатайство о его активном содействии ФСБ, то штрафом отделается… Но вы забегаете вперед. Пока что мы его не взяли с оружием на кармане.
— Я жду дополнительную информацию. Общий расклад мне ясен. Я позвоню, когда ситуация прояснится. Важно, чтобы ваш эксперт сработал быстро, если все же найдете у него оружие. Сколько займет подобная экспертиза? Ведь вы не сможете отобрать у него подписку без возбуждения уголовного дела, а возбудиться сможете только после заключения эксперта.
— Верно, — она слегка удивилась его юридической подкованности. — Сутки. Может, чуть меньше. Задержать его на эти сутки нам не удастся. Нет оснований. Если только он окажет немотивированное сопротивление, проявит агрессию, — она быстро взглянула на Олега, ожидая реакции. Но тот лишь покачал головой.
— Нет, этот буянить не станет. Слишком опытный. Но, я думаю, и уехать за сутки не успеет.
Ольга протянула на прощание руку, утонувшую в лапе Ермилова.
⁂
Вечером первого суетного дня в Севастополе Ермилов хотел было уже добраться до гостиницы штаба Черноморского флота, до своего временного пристанища, однако пришлось задержаться в Управлении.
Единственное, что позволил себе, снял галстук, уселся в глубокое кресло, разулся и водрузил ноги на край невысокого журнального столика. Поставил рядом чашку с чаем и включил телевизор, висящий на стене. Выложил на подлокотнике в ряд три мобильных телефона — один рабочий, один для домашних, третий для посторонних.
По всем телевизионным каналам только и делали, что строили версии и прогнозы по дальнейшему ходу СВО. На экране показывали новых героев спецоперации.
Голоса… Только их голоса звучали, приглушенные масками и балаклавами. И в прорези виднелись лишь глаза — карие, голубые, черные… Но похожие усталостью и пониманием необходимости ратной работы, как и любой другой, как у косарей — коси коса, пока роса… Они тоже косят врага. Только морщинки то на лбу между бровей, то в уголках глаз, у молодых-то. Где истинная справедливость, там всегда ты на грани, там всегда смерть рука об руку с правдой ходят, смерть тот еще жнец. И за правду всегда дорого приходится платить — ее ценность возрастает стократ от вложенных в нее жизней и решительности людей умереть за нее.
Голоса… Ермилов погрузился в состояние глубокой задумчивости, в которое впадал каждый раз, возвращаясь мысленно в девяностые, когда шла война. Точно так же инициированная и финансируемая Западом. Тогда приходилось хоронить друзей. И с годами забывались их голоса. Когда погиб собровец Витя Матвеев на второй чеченской войне, Ермилов, забывшись, машинально набрал телефонный номер друга и спохватился, только услышав автоответчик, говоривший низким с легкой хрипотцой голосом Виктора. Тогда Олег и вспомнил, что Витя уже две недели как на кладбище в Пушкино. Ермилов еще несколько раз набрал номер, слушая голос погибшего майора…
Голоса… Их уже никто никогда не услышит. Облик сотрется и будет воскресать, только когда взглянешь на фото, да и то… Фотография не отражает живого человека нисколько. Больше двадцати лет прошло, а боль утраты не уменьшилась. Стоит только услышать знакомый голос, увидеть похожую внешность, почувствовать запах ароматизатора, висевшего у него в старенькой бээмвэшке, и сразу нахлынут воспоминания и боль от потери. И так со всеми, кого приходилось хоронить, чьи цинки, прибывшие из Чечни, доводилось встречать на «Чкаловском».
Сколько сейчас будет таких потерь, сколько горя! А кто-то на Западе потирает руки, подкидывая дровишек в костер боевых действий.
…Довольно теплая ночь, южная и черная, в подсветке фонарей дремавшая в кроне липы под окном, была разбужена, как и прикорнувший в кресле Ермилов, громким голосом Филипчука:
— Разрешите, Олег Константинович?
Филипчук тоже находился на работе. Впрочем, Семен тут и должен быть, как и Ермилов находился бы в доме два, будь он сейчас в Москве. Военное положение для спецслужб…
Это здесь, в Севастополе, в командировке, он может себе позволить пойти отдохнуть в гостиницу, а не ночевать в Управлении. Подумал даже в предвкушении, что впервые за несколько месяцев с начала СВО сможет поспать не на диване в кабинете, а на нормальной кровати, однако появление Филипчука откладывало этот приятный момент.
Семен смутился, заметив, что Ермилов моргает слегка испуганно, вырванный из дремы.
— Извините, может, попозже?
Ермилов выбрался из всосавшего его коварного кресла, накинул на плечи пиджак и энергично потер лицо руками.
— Давай, выкладывай, Семен Фадеич, что нарыл?
— Ускорил насколько мог опрос Галыги в зоне. Он, как мне передали, злорадствовал, что мы взялись за этого… жлоба, говоря культурно. Галыга выразился как пьяный матрос, не сдерживая эмоций. Запись его опроса нам пришлют чуть позже. Он утверждает, что Демченко всегда возит в бардачке машины боевой нож.
— Прямо так всегда и возит?
— Утверждает, что всегда. Ездили на шашлыки на озеро в Торопову дачу или на Морозовку много раз большой компанией, и Демченко там им ловко орудовал, разделывая мясо. Он и не заморачивается, что это холодное оружие. В то время нож у него был законный. А потом по инерции его и не прятал.
— Что это за дача? — нахмурился Ермилов. — Какого еще Торопова? — Он решил, что в деле возник новый фигурант, и впервые увидел, как Филипчук улыбается. — Что ты?
— Это место так называется в Балаклавском районе. Горы, лес и озеро, беседки для шашлыков оборудованы. Рыбалка. В искусственном водохранилище только рыбу и ловят — купаться там неудобно. Рыбалка, правда, платная. Местные любят там свадьбы и юбилеи гулять. Полчаса езды от Севастополя.
— И что ловят? — заинтересовался любитель рыбалки Ермилов.
— Карп, толстолобик. Но довольно крупные особи. У меня сосед увлекается, рассказывал. Я-то сам не рыбак…
— Отлично, — Ермилов уже вернулся мыслями к Демченко. — Не припомню, правда, чтобы из-за одного ножа, пусть и
