Длинные ножи - Ирвин Уэлш
– Так почему ты выбрал эту работу?
Холлис лишь на секунду задумывается. Его пронзительный взгляд упирается в Леннокса.
– Я хочу сажать подонков, приятель, ублюдков, которые творят всю эту дрянь с детишками. Гребаных убийц, которые навсегда вырывают людей из их семей, или насильников, которые разрушают жизни женщин. У них нет на это никакого права, и я, сука, до них доберусь. Мне насрать, если какие-то парни подрались на футболе, – Он трясет своей большой головой. – подростки что-то украли в супермаркете, бедный старикан подкрутил счетчик, ботаник взломал "Sky Sports" или придурочный менеджер неправильно припарковался.
Леннокс кивает в знак согласия.
– Ты хочешь сажать действительно плохих парней, а не слабых, уязвимых и угнетаемых, не тех, кто пытается просто свести концы с концами. Я тоже.
Холлис поднимает один из двух стаканов "Стеллы", появившихся в отсутствие Леннокса, заставляя его сделать то же самое.
– Пиздец всем этим ублюдкам!
– Чтоб они сдохли!
Когда Леннокс произносит тост, Холлис резко опускает свой стакан, как будто только осознав, где находится, и, похоже, понимает, что его кокаиновое возбуждение заметно намного больше, чем у Леннокса.
Он подозревает, что я не вынюхал ту дорожку. Нет, хуже: он думает, что я информатор отдела внутренних расследований.
Леннокс достаточно долго употреблял кокаин и знает, как себя вести. Он начинает говорить без умолку.
– Галливер должен был быть в своем Оксфордширском избирательном округе. Никаких данных о том, что он поедет в Шотландию. Он не сказал об этом ни своей бывшей жене, ни их отпрыскам, ни даже своей сестре – сиськи, кстати, у нее, что надо – у которой он обычно останавливается, когда приезжает повидаться с детьми. Потом он оказался на том складе в Лите... в эдинбургских доках. Нашли его, бля, в чем мать родила и связанным, от его хозяйства остались одни обрывки, работали зазубренным лезвием, – И Леннокс достает свой телефон, но, осознав, что он все еще не работает, швыряет его на стол. — Уронил, мать твою, и теперь не включается. Как бы то ни было, нам прислали запись с этим скрипучим типа голосом робота: "Остатки ублюдка Галливера на складе в доках Лита. Уберите его поскорее, а то крысы сожрут своего родственника".
Холлис, кажется, успокоился и хрипло смеется.
– А что там с этой пленкой?
– Наши спецы пока работают над ней. Ее отправили в 9.47 утра. Они обнаружили склад, где находилось тело, в 10.05. Галливер сошел с поезда в 7 утра. Яйца нашли на Монументе Скотта в 12.52.
– Преступник, скорее всего, был мужского пола и стал жертвой сексуального насилия, – внезапно заявляет Холлис. – вероятно, в детстве. А теперь он стал сильнее.
Леннокс молча раздумывает над этим.
Тот туннель. Моя постоянная одержимость им – как будто пребывание там могло вернуть их, тех троих, которые теперь стали тенями в моем сознании. Я вижу себя там, со сжатыми кулаками, бешено кричащим:
ДАВАЙТЕ, СУКИ, ПОДХОДИТЕ.
Голос Холлиса выводит его из задумчивости. Он по-прежнему грубоват, но теперь в нем сквозит сочувствие.
– Тяжело тебе, приятель?
– Что? Извини, я... – Леннокс застигнут врасплох. – Что ты имеешь в виду?
– Вижу, как тебя колбасит. Нас всех мучают кошмары, – Холлис с мрачным видом пожимает плечами. – Потому-то мы и здесь, не так ли?
Леннокс напряженно улыбается. Спорить бесполезно. Он думает о том, с какими злобными привидениями сражается Холлис. Должно быть, это на редкость страшные создания.
– Не парься. О своих я не буду рассказывать и про твои знать не хочу, – Резкий смех Холлиса сменяется мрачной серьезностью. – Но мы им должны спасибо сказать, Рэй. Они нас поддерживают. Я бы сказал, даже спасают.
Леннокс удивленно поднимает брови.
– Спасают? Ты так думаешь? – Он не может скрыть недоверия в своем голосе. – От чего?
Холлис оглядывает переполненный бар, его взгляд с презрением скользит по болтающим посетителям.
– От скуки, приятель. Иначе мы бы просто отбывали номер, чтобы получать зарплату.
– Пожалуй, можно на это и так посмотреть.
– Мы прокляты, Рэй, такие, как ты и я, – Холлис придвигается ближе, похоже, воодушевленный этой мыслью. – И мы должны забрать с собой как можно больше плохих парней, – И он встряхивает своим пустым стаканом. – А теперь марш за пивом, хренов шотландский жмот!
– Твои слова действительно вдохновляют, Холлис, – Леннокс встает и подмигивает. – Смотри, как быстро я доберусь до бара.
Подходя к стойке, он чувствует себя, как под кайфом. Находиться в компании Холлиса – это как пассивный прием наркотиков. Он оглядывается на массивную фигуру своего коллеги, который сам с собой тихо смеется над чем-то. Из выпивки и кокаина этот человек черпает ту энергию, которая ему нужна, чтобы покорять мир. Вселенная, в которой будет слишком много Холлисов, погрузится в хаос. А мир без таких людей долго не протянет. Вернувшись с напитками, Леннокс спрашивает, где сейчас Пиггот-Уилкинс.
– Наверное, забился в свой особняк в Сарри. К нему не подобраться. Под запись показаний не дает. Видимо, не хочет прославиться как чувак, потерявший половину своего прибора. Ну что, хочешь поехать на место преступления? Там, конечно, все убрали давно. Ни разу не видел, чтобы эти пидоры так быстро работали.
Пока они допивают свое пиво, свет в баре приглушают. Бармен хочет, чтобы атмосфера паба соответствовали сгустившим лондонским сумеркам. Тяжесть "Стеллы" в животе и голове заставляют Леннокса еще больше сожалеть о том, что он не нюхнул ту дорожку. Только дурь, бля, зря потратил. Они выходят на улицу и садятся в такси. Ленноксу кажется, что Холлис настолько человек старой школы, что он просто не может представить, чтобы его новый коллега ехал как-то по-другому.
Они выходят на улице Стрэнд у богато украшенного входа в роскошное здание, где бронзовый солдат возвышается над всем известными сверкающими зелеными неоновыми буквами, рекламирующими отель "Савой". Холлис объясняет, что их встретит Колин Невилл, один из швейцаров.
– В свое время приличный боксер в полусреднем весе. Обладал лучшей и худшей из возможных способностей в боксе: хорошо держал удар. Может быть, язык у него не так хорошо подвешен, но уши и глаза работают, как надо, и мимо него никто не проскользнет. Я вас обоих приглашаю на вечер бокса в Йорк-Холле в Бетнал-Грин. Тебе же нравятся единоборства, сынок? – спрашивает он. – Конечно, нравятся, – решает он, не дожидаясь ответа.
Их приветствует дородный швейцар в синей форме,