Детектив за обедом. Убийство подают горячим - Токуя Хигасигава
Рэйко подалась вперед.
— Что это за «фы-фырк» такой сейчас был?!
Кагаяма в ответ едва заметно приподнял уголки губ — легкая усмешка скользнула по его безупречному профилю.
— Прошу меня великодушно простить, одзё-сама, — произнес он вкрадчиво-смиренным тоном, — просто… это до такой степени смешно, что у меня аж в боку закололо.
Рэйко поняла все без слов. Она уже знала: когда Кагаяма позволяет себе такие откровенно хамские реплики своим почтительно-вежливым тоном, это может значить только одно: его пазл окончательно сложился, и теперь он уверен в своей версии. За время их повседневного общения дворецкий осыпа́л ее такими «любезностями» множество раз. Да, она это прекрасно знала… вот только…
— Ч-ч-чего это тебя так рассмешило?! Немедленно объяснись! Причину мне, причину! — Голос Рэйко дрожал от охватившего ее возмущения.
Знать-то она, конечно, все знала, да только вот менее обидно от этого не становилось.
Тем временем дворецкий невозмутимо произнес:
— Вы, одзё-сама, вместе с инспектором Кадзамацури с поразительным упорством вцепились в свою версию с алиби. Это прямо-таки смешно. Не на том вы, с позволения сказать, сосредоточились — от цели вас, если быть до конца откровенным, унесло далековато.
— Да-да-далековато унесло? А ну-ка, объясни, где это нас унесло?!
С почтенным видом — «ваше желание для меня закон» — Кагаяма спокойно приступил к объяснениям:
— Зачем, позвольте спросить, преступнику понадобилось вчера в девять вечера швырять орудие убийства — тот самый бейсбольный трофей — в окно на втором этаже, словно бы нарочно, всем напоказ? Вот он, ключевой момент в расследуемом ныне вами деле. И судя по всему, инспектор Кадзамацури тоже это прекрасно понимает. Однако ошибку он допускает уже в самой интерпретации действий злоумышленника. По версии инспектора, преступник разбил окно с целью произвести громкий шум — дабы создать впечатление, будто преступление было совершенно в девять вечера. Все верно, одзё-сама?
— Ну да, одним словом, инспектор подозревает, что преступник таким образом пытался сфабриковать себе алиби.
— Однако если мы принимаем версию инспектора за истину, то в действиях преступника возникает одно серьезное противоречие. Зачем ему понадобилось швырять кубок в окно на втором этаже? Почему он не разбил то, что на первом?..
— А-а! — с глаз Рэйко словно спала пелена. — И правда! Ведь если бы убийце только и требовалось, что бабахнуть погромче, то вполне достаточно было разбить стекло на первом этаже. Это однозначно гораздо проще. И все-таки преступник выбрал своей мишенью окно на втором этаже. А значит… Что же это значит?.. Неужели то, что громкий звук не был самоцелью?
— Совершенно верно, одзё-сама. Истинной целью преступника было вовсе не произведение «громкого шума». А раз так, то позвольте спросить: какой еще смысл может скрываться в метании орудия убийства в окно на втором этаже?
— Да вроде вообще никакого…
— Позвольте с вами не согласиться, одзё-сама. Полиция, вероятно, на данный момент рассматривает следующий сценарий: преступник, убив Кинуэ Кодаме бейсбольным трофеем, сразу же выбегает в сад и оттуда бросает орудие убийства в окно на втором этаже, после чего с самым невинным видом изображает одного из потрясенных обителей дома, прибежавшего на звук разбитого стекла. И разве не тот факт, что орудие убийства швырнули именно в окно на втором этаже, и породил данное представление о случившемся?
— Ну, в общем-то, да… Но что с того?
— А то, одзё-сама, что из этого понемногу начинает вырисовываться портрет преступника — человека, способного метнуть бронзовый трофей (вещь, надо сказать, с приличным весом) прямиком в окно на втором этаже, то есть попасть в цель, расположенную на приличной высоте.
— Не то чтобы это можно было назвать прямо каким-то портретом преступника, но да, предположить подобное вполне естественно.
— Иными словами, те, кто физически неспособен метнуть подобный предмет на указанную высоту, автоматически исключаются из круга подозреваемых. Разве не так?
— Ну так… Но постой, Кагаяма, к чему ты клонишь? — Сидевшая на заднем сиденье лимузина Рэйко невольно подалась вперед.
Кагаяма же, не меняя своего невозмутимого выражения, продолжил:
— Тот, кто не в силах метнуть трофей, убийцей быть не может. Убийца — тот, у кого хватит физической силы его метнуть. Именно чтобы внушить следствию подобную мысль, преступник и разбивает окно на втором этаже, словно бы всем напоказ. Такова моя гипотеза. А теперь, если мы пойдем от противного — именно тот, кто не вписывается в вышеизложенный образ преступника, тот, кто физически неспособен метнуть тяжелый трофей, — вот этот человек и может неожиданно оказаться настоящим убийцей.
— По-постой, ты ведь сейчас не про Сатоми говоришь? Мы и правда ее вчера исключили из числа подозреваемых — у нее попросту не хватило бы сил забросить орудие убийства на второй этаж. Нет-нет, что за шутки?! Да ну, брось! Просто невозможно, чтобы эта девочка совершила нечто подобное!
— Вы абсолютно правы, одзё-сама, — с готовностью подтвердил Кагаяма. — Действительно, и с точки зрения силы — как физического, так и психологического порядка, — и с точки зрения наличия мотива она наименее подозрительная фигура в этом деле. Более того, если бы Кинуэ Кодаме действительно убила Сатоми, ей изначально не было бы нужды прибегать к такому ухищрению, как разбитое окно на втором этаже. Ведь ее и без того никто бы не подозревал.
Выслушав логичные и четкие доводы Кагаямы, Рэйко с заметным облегчением выдохнула:
— Ох, значит, все-таки не она… Но тогда как это понимать? Ведь, кроме Сатоми-тян, никто из обитателей дома не подпадает под характеристику «физически неспособен метнуть тяжелый трофей». Практически все остальные подозреваемые — взрослые мужчины, ну а что до Акико — так ей вроде тоже сил не занимать…
— А вот здесь, одзё-сама, боюсь, вы неправы. Среди подозреваемых есть еще один человек, «физически неспособный метнуть тяжелый трофей».
— Кто?.. Кто же, кроме Сатоми, не смог бы его метнуть?
— Горо Кодаме, — внезапно объявил низким голосом Кагаяма с водительского места.
— Горо?!
Тот самый мажор с выкрашенными в каштановый цвет волосами и пирсингом в ушах?
— Но с чего это вдруг Горо стал человеком, который «физически неспособен метнуть тяжелый трофей»?
— Вы, видимо, подзабыли, одзё-сама, но в своих показаниях Тосиюки Маэда упомянул одну примечательную деталь: Горо некогда был подающим надежды питчером в школьной команде по бейсболу — настолько талантливым, что им даже интересовались профессиональные клубы. Но затем он получил травму плеча — и с тех пор больше не может бросать мяч…
— Чего?..
Рэйко не верила своим ушам. Умнейший, до обидного безупречный в своих рассуждениях Кагаяма — и вдруг такое дилетантское заявление?
— Кагаяма, неужели ты это сейчас всерьез?
— Разумеется, одзё-сама. Или, по-вашему, с таким лицом шутки шутят?
Лица Кагаямы, сидевшего за рулем, Рэйко, конечно, видеть почти не могла, но в его голосе не было ни малейшей тени иронии.
— Слушай, Кагаяма… Помнишь, я как-то — довольно давно уже — спросила у тебя, почему ты решил стать дворецким. И ты тогда ответил: «Вообще-то, я мечтал стать либо профессиональным бейсболистом, либо детективом». Получается, ты тогда пошутил? А я-то, наивная, думала, ты в бейсболе разбираешься.
— Отнюдь, одзё-сама. Я тогда вовсе не шутил. Мою работу дворецким оставим в стороне, но вот в логических рассуждениях и бейсболе равных мне мало.
Лучше бы тебе было мало равных в том, за что тебе, собственно, платят… Ну да оставим это в стороне.
— Ну тогда, Кагаяма, ты и сам должен понимать: да, пусть у Горо и была травма плеча, однако это ведь вовсе не значит, что он в принципе утратил способность что-либо
