Детектив за обедом. Убийство подают горячим - Токуя Хигасигава
Ага, значит, будучи личным водителем и секретарем, Маэда питался отдельно у себя во флигеле.
«Интересно, а когда и где обычно ест Кагаяма?» — подумала вдруг Рэйко о совершенной, в сущности, чепухе.
— А что насчет младшего сына? Можно ли рассматривать Горо как возможного преемника?
— Скорее всего, такая вероятность исключительно мала. Хотя раньше, говорят, госпожа президент и возлагала надежды на младшего сына. Но, как вы и сами могли заметить, детектив, нынешний Горо-сама — это совсем другая история.
— Получается, раньше он таким не был?
— По крайней мере, так я слышал. Говорят, что в старших классах Горо-сама был образцовым учеником с отличной успеваемостью. Он играл в бейсбольной команде на позиции основного питчера и демонстрировал такой талант, что, кажется, даже попал в поле зрения профессиональных скаутов. Однако стоило ему поступить в университет, и почти сразу все пошло наперекосяк. То ли сказалась усталость, накопленная за школьные годы, то ли по какой-то еще причине, но Горо-сама повредил плечо и больше не мог бросать. А для питчера это, сами понимаете, приговор. В итоге Горо-сама покинул университетскую команду, забросил учебу и стал вести довольно разгульный образ жизни…
— Понятно. Раньше отжигал в бейсболе, а теперь на клубном танцполе, так?
В ответ на меткую шуточку инспектора Маэда с легким смущением склонил голову:
— Увы, все так. В последнее время Горо-сама окончательно отдалился от бейсбола и предпочитает проводить свои дни в компании университетских подружек — катается с ними на серфе, играет в гольф и теннис. Госпожа президент не раз выражала по этому поводу горькое разочарование.
— Вот оно как. История, скажу я вам, мне до боли знакома. Я и сам, между прочим, в школьные годы был известным на всю страну бейсболистом. Да-да, помнится мне, как в третьем раунде Западно-Токийского отборочного турнира на летний «Косиэн» стою я, значит, на питчерской горке стадиона «Футю» — а был я тогда основным питчером, — и предстоит мне сражение с грозным соперником, прославленной командой «Нитидай Санко»…
Следующие семь минут были посвящены эмоциональному рассказу о героической битве между юным бейсболистом Кадзамацури и элитной школой «Нитидай Санко». Тем временем стоявшая рядом Рэйко спала с открытыми глазами: эту историю она слышала уже раз пять, если не больше.
Очнулась она, только когда хвастливый рассказ инспектора подошел к концу и тема разговора сменилась.
— Кстати говоря, а что насчет дочери?
— Вы имеете в виду Акико-сама? Если говорить откровенно — вероятность того, что она когда-либо займет президентское кресло, равна нулю. Ее интересуют лишь новинки моды, светские сплетни да приглашения на гоконы[63].
Даже своим колким замечанием в адрес благородной одзё-сама из семейства Кодаме Маэда до невероятного напоминал Кагаяму. Но постойте… В голову Рэйко вдруг пришла еще одна возможная кандидатура на пост президента. Она решительно прижала дужку своих бутафорских очков к переносице и поинтересовалась:
— Маэда-сан, а какова вероятность того, что президентское кресло достанется вам?
— Мне?.. Ну что вы! Я всего лишь личный секретарь госпожи президента, не более того.
— Однако, если бы Акико вышла замуж за какого-нибудь достойного мужчину… Этот человек, как зять главы компании, вполне мог бы стать новым президентом. И что, если этим достойным мужчиной оказались бы вы, Маэда-сан? Как вам такой сценарий?
— Я… и Акико-сама?.. — Маэда втянул голову в плечи, всем своим видом отвергая даже мысль о подобном развитии событий. — Он внимательно осмотрелся и, убедившись, что вокруг ни души, заговорщически понизил голос: — Только между нами, уважаемые детективы, однако, если говорить откровенно, то подавляющее большинство отпрысков богатых семей — будь то мажоры — наследники огромных корпораций или же изнеженные одзё-самы из президентских династий — люди, мягко говоря, бессодержательные. С такими не то что строить серьезные отношения, и общаться-то…
— Неправда! Это все гнусные предрассудки! — с жаром вскричал наследник «Кадзамацури Моторс».
— Ничего подобного! Что за предрассудки?! — возмущенно вторила ему одзё-сама «Хосё Групп».
— По-погодите, детективы… Отчего вы так негодуете?.. — растерянно захлопал глазами Маэда.
— Да нет… Ничего…
— Н-да, как-то само вышло…
Так, под невнятные оправдания двух детективов, и завершилась их беседа с Тосиюки Маэдой.
5
— Простите, одзё-сама, но в чем именно заключалась его предвзятость? — поинтересовался Кагаяма, сидевший за рулем лимузина. С искренним недоумением он вопросительно склонил голову набок. — По-моему, Маэда-сан высказал волне здравые суждения…
— Еще слово — и высажу тебя на берегу Тамы. Пешочком домой пойдешь.
— Нижайше прошу прощения. Подобные высказывания — это, разумеется, вопиющие предрассудки. Чистейшей воды дискриминация, — тут же сменил тон Кагаяма.
Тем временем лимузин мчался вдоль реки Тамы в сторону Кавасаки[64], а Рэйко в своем рассказе еще не дошла и до середины.
— Прошу вас, одзё-сама, продолжайте.
Ну и фрукт же этот дворецкий, честное слово. С виду — образец послушания, а на деле только и думает, как бы подпустить шпильку поострее.
Рэйко тихонько вздохнула:
— Так на чем я остановилась?..
— На том, что все эти президентские одзё-самы — никчемные людишки, с которыми никто в здравом уме и связываться не станет…
— Этого можно было и не повторять! И вообще, Маэда-сан ничего не говорил о никчемных людишках! — рявкнула с заднего сиденья Рэйко.
В ответ до нее донесся приглушенный вздох, вырвавшийся, казалось, из самой глубины души дворецкого: «Вот же, не сдержался…»
Сделав вид, что ничего не услышала, Рэйко продолжила. Как раз сегодня во второй половине дня в расследовании вдруг наметился интересный поворот.
— К инспектору Кадзамацури подошел старший сын Кадзуо и заявил, что вчера кое-что утаил. На самом же деле, мол, алиби у него вполне имеется. Ты бы видел в этот момент лицо инспектора…
Он просиял ярче, чем заядлый игрок на скачках, которому после тридцати проигрышей подряд наконец-то удалось сорвать приличный куш. Ведь с самого начала теория инспектора заключалась в том, что под подозрение должен попасть именно тот, кто сможет без труда предъявить алиби.
Алиби Кадзуо, к слову, состояло в следующем: в девять часов вечера, в тот самый момент, когда в комнате отчима было разбито окно, он разговаривал по телефону с некой дамой. Кадзуо полчаса, а то и дольше, жаловался ей на ужасную ссору с матерью. Услышав же звук бьющегося стекла, он немедленно завершил телефонный разговор и поспешил на второй этаж. Вот так и выходит, что эта женщина и есть его алиби. Она, между прочим, его тайная пассия. Более того — замужняя. Поэтому-то он и не хотел, чтобы о ее существовании узнали.
— Разумеется, мы с инспектором сразу же отправились к этой женщине и проверили все лично. Она подтвердила слова Кадзуо и, мне показалось, не походила на человека, который лжет. Но вот инспектор, кажется, уверен в обратном: мол, любовнички заранее состряпали липовое алиби… А ты что думаешь, Кагаяма?
— Если вы, одзё-сама, сочли ее слова заслуживающими доверия, то мне остается лишь почтительно с вами согласиться и признать алиби Кадзуо подлинным.
— Нет-нет, подожди-ка! Такое чрезмерное доверие мне тоже не по душе. Я ведь не на сто процентов уверена; нельзя исключать, что он и впрямь подделал свое алиби. К тому же, если так подумать, вчера вечером ровно в девять часов убийца нарочно разбил стекло, как бы привлекая внимание всех обитателей в доме. Разве это само по себе не наводит на мысль, что все было проделано исключительно ради ложного алиби? А, Кагаяма? Что скажешь?
Кагаяма все так же смотрел на темную
