Огни Хафельберга - Софья Валерьевна Ролдугина
Беседа с Герхардом сейчас была как в тумане, последствия двух злосчастных кружек пива, но кое-что продолжало оставаться ясным и незыблемым. — Он что-то скрывает. Более того, сознательно скрывает. Вообще он не такая пустышка, как поначалу кажется. Думаю, полезно было бы его как-нибудь прослушать поглубже, — нехотя признал Марцель. — Я это дело не люблю, но тут оно того стоит, кажется.
И у меня такое же мнение, — кивнул Шелтон. — Его нужно при случае тщательно обработать. Но это крайняя мера. Он и так что-то заподозрил. Возможно, у Герхарда есть какая-либо связь с Нуаштайном, и тогда мы рискуем провалить основное задание, если будем действовать слишком грубо. Но что касается дела Даниэлы Ройтер, то тут прямолинейность играет нам на руку. Герхард явно хочет, чтобы мы продолжили дело, начатое Рихардом Вебером.
В горле резко пересохло. Марцель залпом допил остывший кофе. — Эм, то есть ты хочешь сказать, что Герхард уже в курсе, что мы не просто профессор с придурком-студентом?
В курсе?
Вряд ли, — пожал плечами Шелтон, — но он явно мыслит в верном направлении. Кстати, вчера он упорно притворялся пьяным, сливая нам информацию. — Шелтон, у него и мысли были пьяные. В определенный период наверняка легко согласился стратег, Но только до того, как мы всерьез заговорили о Даниэле Ройтер и Рихарде Вебере. А выводы из разговора меня настораживают, скажем так.
Во-первых, совершенно очевидно, что Герхард пытался сам расследовать убийство Даниэлы Ройтер, а затем и своего дяди. Во-вторых, в процессе расследования он докопался до чего-то, что его напугало. По-настоящему. Так, что заставило отложить расследование, несмотря на острое чувство вины. — В точку! — не выдержал Марцель. — Я как раз хотел сказать. Каждый раз, когда он говорил про ту девчонку или своего дядю, его накрывало.
Только там, кроме вины, есть еще и гнев. Ну, какой-то странный. — Наверняка Герхард злится на себя, — предположил Шелтон. Так что это все логично. Но оставим пока эмоции. Если он стратег, то может вполне успешно их глушить, когда они не являются коренными и стержнеобразующими для его личности. Итак, вернёмся к выводам.
Ты как-то слишком спокойно отреагировал на известие о том, что Рихард Вебер был убит.
У меня скоро кончится запас удивления, дорогой напарник.
А он был убит? — сам подумаешь, Ванг. Часто ли взрываются бензобаки при авариях? — В боевиках? Да чёрта! — радостно воскликнул Марцель, а потом задумался. — Ну, вообще, по жизни я только раза два сам видел такие взрывы. Один раз автобус рванул, когда полетел с обрыва, другой раз внедорожник, который Рен столбом шарахнула. — Случаи, когда ты взрывчатку цеплял, мы не считаем, да?
Не считаем, — спокойно подтвердил Шелтон. Так вот, Шванг, и в автобусе, и в том внедорожнике двигатели работали на дизельном топливе. Если бак полупустой или почти пустой, то это создает благоприятные условия для взрыва. Бензобак, по статистике, взрывается гораздо реже, тем более на новых безопасных машинах вроде Химера и Ричарда Вебера. Он, видишь ли, был пижоном и толк в хороших автомобилях знал.
И вот представь себе ситуацию, Шванг. Поздний вечер, проливной дождь. Рихард, вероятно, додумывается наконец до разгадки и спешит подтвердить свои теории на практике. Он оставляет участок на брата, берет любимую машину из гаража. Да, кстати, вспомни, как говорил о своем дяде Герхарт. Солнце, наконец, поднялось на длине гор и теперь безжалостно слепило глаза.
Но опускать жалюзи и оставаться в молочно-стерильном полумраке пустого вагона не хотелось до скрежета зубовного. На ярком солнце Шелтон хоть немного расцвечивался. В волосах появлялся рыжеватый блеск, тень румянца на скулах, а на монотонно-серой радужке можно было разглядеть зернышки синего цвета. А в тусклом электрическом освещении Шелтон казался больным.
Ну, интересно, хоть на море-то ты загоришь, Белоснежка?
Герхард говорил. — Он был лучшим из нас? — Верно. — Еще называл его любопытным, — послушно припомнил Марцель, ежесть под слишком уж внимательным взглядом напарника. Иногда на Шелтона находило такое вот дрессировочное настроение, и это было даже хуже, чем обычные едкие замечания. Марцель чувствовал себя проштрафившимся учеником в начальной школе. «Или слишком тупым… А еще… Еще…»
Марцель мысленно обругал себя за хреновую память и с натугой выдал «Ну, умным кажется…» «Правильно тебе кажется», — кивнул Шелтон и ковырнул ногтём этикетку на пустом стаканчике. На белой картонной стенке вместо имени клиента, как обычно писали в кофейнях, значилось «Придурок» и стоял дурацкий смайл. Мартель почему-то отчётливо представил себе, как Шелтон подходит к стойке в вагоне ресторана и просит «Кофе для одного сонного придурка, пожалуйста».
«Да-да, двойной сахар, а на молочную пенку не забудьте посыпать шоколад. Он ненавидит сладкое, но ему полезно». «Нет-нет, мне ничего не надо». — Вы так любезны, Фройлейн, благодарю вас. На губы просилась дурацкая улыбка, и прогнать ее не было никаких сил. — А еще он один раз проговорился и сказал «почти такой же зануда, как мой кактусовод».
Ну, под кактусоводом, как, я думаю, понимается Иоганн Вебер. — Тебе видней. Марцель незаметно утянул стаканчик и принялся крутить его, разглядывая на свету коричневатые потеки и размашистые черные буквы, начертанные жирным маркером. — Разумеется. А теперь подумай, станет ли зануда, любопытный, но весьма и весьма умный, обожающий к тому же свою машину, гнать за городом на извилистой трассе с такой скоростью, чтобы от столкновения с деревом потом сдетонировал бензобак? — Ну, вряд ли.
— Я бы расценил вероятность подобного исхода как крайне низкую, — вздохнул Шилтон и украдкой посмотрел на в дальнем конце вагона. Да и потом машина выгорела подчистую, а ведь был проливной дождь. С учетом увиденного в пещере можно сделать только один вывод. Рихарда устранил тот же человек, который убил Даниэлу Ройтер.
И это очень опасный противник. Во-первых, обладающий поистине звериной интуицией. Во-вторых, он легко идет на убийство. И если с приезжей, Даниэлой, он не стал особо церемониться, то устранение Рихарда Вебера обставил как несчастный случай. И, в-третьих, самое плохое, Шванг, что я пока совершенно не представляю, как бороться с пирокинетиком.
Его способности, родственной телекинезу, как у Ирэн, она была совершенно неуправляема. Марцеля пробрала дрожь.
Значит, просто не будем попадаться ему на глаза.
Я очень надеюсь, Шванг, что нам это удастся. Но меня не оставляет мысль, что если Пирокинетик — один из родственников Герхарда? Это объяснило бы и страх, и чувство вины, и то, что Рихард Вебер расследовал смерть Даниэлы, не привлекая официальные власти и не запрашивая помощи с Центра. — Пирокинетик — стратег, — Шелтон зажмурился.
«Знаешь, Ванг, мне слегка не по себе».
«Когда ты говоришь, что тебе не по себе, мы потом оказываемся в глубокой…».
«Вот и поспи пока, наберись сил», — рассмеялся Шелтон, не дослушав. «Для погружения в глубины». Вскоре поезд нырнул в длинный туннель. Когда в окошке вновь показался свет, Шелтон уже дремал, склонив голову на плечо под немыслимым для любого небе у кинетика углом. Марцель скосил на напарника взгляд, несколько секунд понаблюдал за тем, как ровно вздымается у него грудная клетка, а потом на цыпочках прокрался к выходу.
В вагон-ресторан. С перепугу всегда неимоверно хотелось жрать. Через два часа объявили, наконец, станцию Клаусталь. Марцель к тому времени успел нахлебаться кофе по самое «не хочу» и выкурить полпачки. Про запас. Шелтон, поглядев на тащавшие табачные запасы напарника и ряд бумажных стаканчиков, только хмыкнул, «Посадишь себе сердце, лечить не стану». «Я не доживу до того времени, когда проблемы с сердцем, почками и прочими радикулитами будут актуальны», — оскалился Марсель.
— Ну, где там обитают наши ройтеры? — Если моя информация верна, на другом конце города. Идем, Шванг. Говорят, в Клаустале ходят забавные трамваи. По дороге к остановке Шелтон успел рассказать кучу любопытных подробностей про городок. Марцель не особо понимал, зачем ему знать, например, что в Клаустале располагаются два из шести крупнейших исторических музеев в Саксонской зоне, однако послушно мотал новые сведения на ус.
Во время повествования о старинном рыцарском замке, располагающемся прямо за Центральной площадью и парком, подошел трамвайчик, смешной, в красно-белую полоску, как леденец. Народу в нем было немного — пара старушек в шляпках, школьницы, несколько туристов и старичок, бездельно раскатывающий по городу дни напролет.
Марцель ради интереса прослушал всех, но ничего особенного не вытянул, разве что запомнил,
