Искатель, 2001 №7 - Даниэль Мусеевич Клугер
— Н-ну что же, — Розовски вышел в центр. — Начнем, пожалуй… Дело закончено. Я готов отчитаться перед вами, рабби Давид. Итак… — Он подошел к видеомагнитофону. — Зрелище неприятное. Мы-то с рабби Давидом уже видели эту запись, и не один раз. Теперь посмотрите вы. Будьте внимательны, особенно к словам вдовы Хаскин. Даже если они покажутся вам бредом.
Когда запись была просмотрена, Розовски обвел взглядом недоуменные лица собравшихся. Похоже, ни они, ни Каплан-младший не видели того, что увидал он.
— Ладно, я объясню. А рабби Давид мне поможет, я не специалист… Итак, о чем говорит нам «диббук»? Будем пока что называть его так, хотя рабби Давид уже объяснил мне, что здесь имел место сеанс психотерапии, а вовсе не изгнание чужой души. Он говорит о том, что страшно падать под колеса, что страшна смерть. И еще он упоминает родные руки. Родную кровь! И между словами о смерти под колесами и о родных руках произносит: «Убийство!» — Натаниэль повернулся к раввину, но его опередил инспектор:
— Там еще говорится о старшем сыне. Я понимаю, что ты имеешь в виду: этот, как ты его называешь, диббук называет своего убийцу. Предположим. Примем твои правила, хотя я пока что не очень… Ладно. Но ведь получается, убийца — старший сын! Родная кровь! То есть Игаль Хаскин. Разве не так?
Натаниэль засмеялся.
— A-а, заметил? — Он возбужденно потер руки. — То-то и оно, что не так! Твои слова были бы справедливы, если бы мы действительно слышали голос умершего Йоэля Хаскина. Но ведь я уже сказал, что перед нами — сеанс психотерапии! Перед нами — больная женщина! Да простит меня присутствующий здесь рабби Давид, но я не считаю возможным давать мистические толкования уголовному делу, каким бы странным оно ни казалось на первый взгляд. Впрочем, вы ведь и сами говорили, что, по крайней мере, данный случай не содержит никакой мистики. Так чей же голос сообщал нам об убийстве Хаскина, рабби Давид?
Погруженный в глубокую задумчивость господин Каплан очнулся.
— Что? Ах да, конечно. Разумеется, с нами говорила сама больная, ее второе «Я»… — Он хлопнул себя по коленям. — Непостижимо! Я понял, что вы имеете в виду! — Рабби Давид вскочил со своего места и возбужденно забегал по комнате, то и дело натыкаясь на сидящих. Те предусмотрительно поджимали ноги.
— Ну да, ну да, — бормотал Каплан-младший. — Вы совершенно правы, это же типичная картина…
Далее на собравшихся обрушился поток специфических терминов, часть из которых относилась к медицине, часть — к Каббале. Из всего этого Розовски понял лишь, что, поставив своим подозрениям психологический блок, заперев их в подсознании, Юдит Хаскин подложила под собственную психику сильнейшую бомбу замедленного действия.
— Понимаете, она испытывала чувство вины перед погибшим. В первую очередь, за то, что не рассказала полиции о том, чему стала свидетельницей. Фактически скрыла, — объяснил рабби Давид, не замечая, что как раз Натаниэль, обнаруживший все это, не нуждается в особых объяснениях. — Сильнейшее эмоциональное воздействие. В то же время ее тайна требовала выхода. В конце концов, Супер-Эго — подсознание — как бы создало Аль-тер-Эго — второе «Я» госпожи Хаскиной, оформившееся в ее восприятии как вернувшаяся душа покойного мужа. Госпожа Хаскин в бреду выкрикивала слова, казавшиеся бессмысленными и бессвязными…
— Да-да, — подхватил Розовски, — насчет смерти и убийства, насчет родной крови и родных рук. Если все это расставить по местам, мы получаем сообщение о том, что Йоэль Хаскин принял смерть от собственного родственника!
— Я этого не заметил, — признался рабби Давид. — И ведь я знал, что она была свидетельницей гибели мужа. Но мне все это казалось бредом! А на самом деле, это вполне четкие указания госпожи Хаскин, то, что она всячески старалась забыть, от чего поставила нечто вроде психологического блока. Она более всего боялась, чтобы ее подозрения в адрес ближайшего родственника не стали достоянием других. Но в результате случайной телевизионной провокации произошел надлом! Слом психологического барьера! И она начала рассказывать о происшедшем, о том, что видела собственными глазами — в бессвязной форме, в форме бреда, во время обострения ее психического заболевания… — Он остановился. — И ведь правда, я только сейчас сообразил: диббук — то есть второе, тщательно подавлявшееся второе «Я» Юдит Хаскин указывает как на виновника именно на родственника, на родного брата! Видимо, она узнала машину. Блестящая догадка, господин Розовски! — с уважением сказал он. — Ее следует описать и опубликовать. И я непременно это сделаю. С вашего, разумеется, согласия.
Натаниэль тут же не без удовольствия представил свое имя в солидном медицинском журнале, но постарался отогнать соблазнительное видение.
— Не буду повторять то, что вы уже знаете, — продолжил он. — Приступ Юдит всколыхнул эту историю. Рабби Элиэзер, судя по всему, сделал правильные выводы относительно причин обострения. Особенно если учесть, что он провел еще и несколько сеансов гипноза с Юдит. В тот злосчастный вечер он собирался встретиться с Игалем… — Тут Розовски на мгновение прервался и вопросительно взглянул на инспектора.
— Да, — кивнул Ронен Алон. — Я уже спрашивал парня. Он действительно собирался встретиться в тот вечер с раввином. По словам Игаля., у рабби Элиэзера были для него очень важные сведения. Игаль даже договорился с напарником, чтобы тот вышел в ночь, поработал за него. Но, по словам Игаля, в последний момент напарник отказался выйти. Сказал, что у него кто-то там заболел, что он едет в больницу. Игаль сказал, что напарник предупредил не его лично, а позвонил домой, где в тот момент находился Дов Ливни. Вот дядя и передал Игалю, чтобы тот отменил встречу с раввином.
— Он отменил?
— Через дядю, — с невеселой усмешкой ответил инспектор. — И напарник ничего не отменял, мы проверили. Это Игаль, как он утверждает, передумал.
— И об этом он тоже узнал от дяди, — подхватил Розовски. — Все понятно. Узнав от ничего не подозревающего Игаля о предстоящей встрече, он постарался сделать так, чтобы встреча не состоялась. Ибо он был единственным, кроме рабби Элиэзера, из присутствующих на церемонии экзорцизма, кто понял истинный смысл сказанного «диббуком», то бишь — его собственной сестрой. Вернее, встреча состоялась, но не между раввином и Игалем, а между ним и раввином. Результат этой встречи нам, увы, хорошо известен. Дождавшись, когда раввин вошел в синагогу, Ливни пробрался туда же через окно в соседнем здании. Вы осмотрели рамы? — спросил он инспектора. — Обратили внимание, что крепления недавно меняли? Это сделал
