Глубокие тайны Клиф-Хауса - Хельга Мидлтон

– Боже мой! – только и смогла воскликнуть я. – Что с тобой? Кто тебя так? Тебе надо в госпиталь и в полицию!

– Не надо. Ничего не надо. Можно, я прилягу? – И она упала мне на руки.

Конечно же, мы все бросились к ней на помощь. Артур ее подхватил на руки, отнес в гостиную (ту самую, где десять дней назад она устроила настоящий дебош, но сегодня никто об этом даже не думал). Я отправила Анну привести гостевую комнату в порядок для комфортного проживания: постелить чистую постель, затопить камин. Сама же поспешила к шкафчику с медикаментами. С перепугу налила Надин полное ухо перекиси водорода. Может, и слишком много, но кровотечение остановилось. Я оттерла запекшуюся кровь с ее лица, и сердце мое сжалось. Мне казалось, что это Генри, мой мальчик, лежит передо мной, и я успокаиваю его раны. Тем временем Анна заварила чай, и Артур добавил в него хорошую порцию рома.

Кое-как мы подняли ее с дивана, крепко держа под руки, помогли подняться на второй этаж дома в спальню. Надин явно не понимала, где она, и не помнила, что с ней случилось.

– У нее, наверное, легкое сотрясение мозга, – предположил Артур.

Мы с Анной раздели ее и уложили в постель. Анна сказала, что одежду нужно сохранить как доказательство на случай, если Надин станет лучше или, наоборот, она умрет, а нас могут подозревать в ее смерти.

Я ответила ей, что она читает слишком много детективов, что Надин через пару дней придет в себя, и тогда она, Анна, сможет поиграть в детектива и выяснить, кто совершил над ее сестрой такое чудовищное насилие, а пока…

Я подхватила с пола рваные, когда-то бывшие женской одеждой тряпки и, недолго думая, бросила их в камин.

– Валентин, Валентин, прекрати это… – прошептала Надин онемевшими губами.

И непонятно было: то ли она зовет его на помощь, то ли умоляет прекратить избиение.

* * *

Желтый круг на потолке мерцал, то расширялся, то сужался, как будто дышал в унисон со старой женщиной. Глаза ее были полуприкрыты, но веки дрожали, и одинокая слеза сползала по виску за ухо. Она тихо шептала, словно пересказывала давно забытую историю.

…Боже мой! Уже неделя прошла, а Надин все еще лежала почти в коме. Разговаривать не могла и тяжело дышала. Я все-таки пригласила врача. Доктор Грегори Расселл – друг семьи и компаньон Артура в его рыбацких рейдах. Он внимательно осмотрел Надин и обнаружил, ко всему прочему, еще три сломанных ребра и один качающийся зуб. По всему было видно, что тот, кто нанес ей такие увечья, – безжалостный негодяй, монстр. Слава богу, барабанная перепонка оказалась не повреждена и зрение, как и слух, по уверению врача, должны восстановиться после того, как гематомы спадут.

– По-хорошему, ее надо бы госпитализировать и сделать рентген, – сказал врач после осмотра. – Я бы посоветовал сдать анализы крови и мочи. Первый покажет, нет ли внутренних воспалений, а второй – в порядке ли почки.

Я поблагодарила его за советы и пообещала сделать все возможное для скорейшего выздоровления Надин.

– У нее хорошая сиделка, – пошутила я, имея в виду Анну. – Надин молодая, крепкая девушка, уверена, с ней будет все хорошо.

Физически она действительно с каждым днем шла на поправку, но при любой нашей попытке выяснить причину такого бесчеловечного избиения впадала в амнезию. Прикидывалась, конечно же. Все она прекрасно помнила, но не хотела говорить об этом. Я и не настаивала.

Анна наконец-то нашла себе занятие, погрузившись в заботы о сестре. Она без конца носила ей чай, помогала дойти до туалета и обновляла тугие повязки вокруг груди, фиксирующие ребра. По окончании всех процедур садилась у Надин в ногах и читала вслух бесконечные книжки Эрла Гарднера об адвокате Перри Мейсоне.

Возможно, любовь Анны к вымышленному американцем адвокату оказалась настолько сильна, что вошла в ее гены и передалась дочери. С чего бы еще Эйлин пошла в адвокатуру? В нашей семье, насколько я знаю, – и по моей линии, и по линии Артура – никогда не было законников.

Постепенно синяки на теле Надин зажили, ребра срослись и встали на место. Она начала самостоятельно, без поддержки, спускаться по лестнице и выходить в сад.

Февраль в тот год был на редкость теплым. Вскоре она уже помогала Марианне на кухне. У Надин оказался легкий характер, она шутила и сама же первая смеялась, заражая улыбками и весельем всех вокруг.

Дверь в комнату Габби скрипнула, и тихий голос ночной сиделки спросил:

– Миссис Колд, вы спите?

Габби плотнее закрыла глаза и не ответила. Чертов персонал, и без того всем известно, что старики умирают по ночам, но неужели нельзя дать человеку остыть в своей постели, не могут утра подождать. На лицо старушки легла тень. Сиделка едва коснулась руки Габби, и в то же время щелкнул выключатель ночника. Габби хотела было возмутиться, но открыть глаза значит – спугнуть видение. Пусть. В темноте даже лучше видно.

Я часто ловила себя на том, что иногда сожалею, что мой сын из двух сестер выбрал себе такую кислятину Анну. Правда, однажды мне стало понятно, что с Надин не так. У ее организма полностью отсутствует переносимость спиртного. Даже от полбокала вина она становилась угрюмой, плаксивой, а уж если выпьет пару глотков чего-нибудь покрепче, в ней буквально просыпался дьявол. Она начинала задираться, огрызаться, выражаться такими словами, которые я, конечно же, слыхала – не первый день на свете живу, – но которые никогда не произносились в нашем доме. В целом, если закрыть глаза на это свойство ее натуры, она была просто ангел. Одним словом – воплощенный доктор Джекил и мистер Хайд[9].

У нее явно был талант к шитью. Однажды я предложила ей пойти с Анной в магазин и купить себе какую-нибудь одежду. Из магазина они вернулись не с платьями, а с рулонами ткани, выкройками и прочими необходимостями. Правда, меня удивило, что Надин даже не спросила, есть ли у нас швейная машинка, и если нет, то готова ли я ее купить, но это уже другое дело.

Машинка у меня, естественно, была, и я даже обрадовалась,