«Жигули» с привидением - Александр Николаевич Петрин
— Так две пересадки! — ужаснулся Тюлькин.
— Ну так что ж… А если поломка в дороге? Задний мост — пополам, или аккумулятор сядет? Больше мороки будет! Опять же на билете сэкономишь, потому что самому в машине придется сидеть, а то вмиг раскулачат!.. Некоторым даже нравится так путешествовать: прямо за рулем можешь бутылочку раздавить и автоинспектор не придерется!
Поразмыслив, Тюлькин так и сделал.
Что ему пришлось пережить во время двух пересадок, мы описывать не будем для экономии места.
К тещиному дому он подкатил на своих «колесах», а вслед за ним подоспел и обещанный циклон.
Поэтому отпуск Тюлькин провел так: днем спал, а по ночам стерег машину, так как косматых и технически грамотных акселератов здесь оказалось даже больше, чем в городе.
Ханыгин являлся Тюлькину только один раз: когда теща изъявила желание съездить в соседнюю деревню.
— По такой дороге и цыгане не поедут… — шептал он. — Машину потом за неделю не отмоешь… Невелика барыня, съездит на автобусе…
После этого теща прозвала Тюлькина Кащеем, имея в виду как его скупость, так и сильно изменившийся внешний вид: от забот Тюлькин исхудал, пожелтел, и у него начали трястись руки. Вдобавок, он экономил отпускные деньги, предвидя обратный путь с двумя пересадками.
Очутившись, наконец, дома, Тюлькин обнаружил у себя одышку и слабость. Врач прописал ему абсолютный покой.
Этой же ночью к Тюлькину в последний раз явился Ханыгин и спросил:
— Хвораешь? Вижу, что филонить ты, браток, начал, а не ко времени! Сейчас нельзя лежать, энергию нужно проявлять, боевитость! Хлопотать нужно!
— Чего ее проявлять… — вяло возразил Тюлькин. — Хлопотал-хлопотал…
— Да разве то хлопоты? — удивился Ханыгин. — То — не хлопоты, а так… текущие дела! Настоящие хлопоты только начинаются! Гараж требуется сооружать? Значит, хлопочи об участке, запасай стройматериалы. Стройматериалы — дефицит, значит, тебе полагается с нужными людьми связь наладить: есть тут один прораб Валерка, к нему ход ищи, он всякими материалами располагает, потому что тоже на «Жигули» прицеливается, а то и на «Волгу»… Денег, значит, запасай поболе! Автомобилист, он какой должен быть? Он — как шмель: туда-сюда сновать, хлопотать…
— Заболел я… — жаловался Тюлькин. — Ослаб…
— Да-а… — вздохнул Ханыгин. — Слабак ты для этого дела! Не зря я там беспокоился, переживал… Своя машина, она большого здоровья требует…
— Впору продать «Жигули», — задумался Тюлькин.
— А что! — обрадовался Ханыгин. — Мысль! Тебе ведь машина, как я понял, зачем требовалась? К теще показаться? Ну вот — показался. Больше тебе на ней ездить некуда! Валерке-прорабу и продай: он хорошую копейку на стройматериалах зашиб! И мне спокойней будет, а то там на меня уже косятся, больно часто отлучаюсь, могут на режим перевести… А как у Валерки «Жигули» окажутся, тут я успокоюсь: у него машина будет, как яичко! Хоз-зяин!
После того, как Тюлькин продал машину Валерке-прорабу, здоровье его начало поправляться, а призрак Ханыгина больше не являлся.
ГОРДЫЙ ЧЕЛОВЕК
Полночь. В караульном помещении горпромкомбината допрашивают электрика Гену Назарова, который, как гласит протокол, «задержан при попытке хищения трех 2-метровых трубок».
Задержанный, толстомордый парень с бачками а ля Фил Эспозито, в черном галстуке, завязанном большим узлом, сидит на табурете, одной рукой придерживая лоскут, оторванный от сильно расклешенных брюк, другой — обирая с себя клочья ветоши, нитки, бумажки. На лице его — скука и брезгливость.
Охранник Матвеич, в длинном дождевике, рассказывает, горячась и размахивая руками:
— Значит, слышу — скребется кто-то… «Кто там?» Молчок… «Бобик! Фас!» Бобик цоп его за штаны и — выволок голубчика на свет божий! Он, значит, в мусорный контейнер забился, прижухнулся там, чисто мышь… А за оградой другой поджидал, услышал шум — чесанул, как заяц!
— «Заяц», «мышь»… — недовольно говорит Назаров. — Если хотишь знать, неприлично сравнивать человека со зверями… в присутствии его самого… Показывать пальцем… нетактично! Унижает человеческое достоинство… А человек звучит гордо — слыхал небось? Да где тебе!
— А зачем ты по территории шастал?
— Собак натравливать на людей — пошлость, — не слушая, продолжает Назаров. — Собака в наш электронный век — архаизм, консерватизм… Почем я знаю, может она бешеная… Сейчас собак только в квартирах держат, да не дворнягу какую!
— Что вы делали на территории? — спрашивает заспанный, небритый начальник охраны, пишущий протокол.
Задержанный молчит, за него отвечает сторож:
— Да палки эти хотел слизать… Уж и к забору их приволок… Добро бы путное что… На кой они тебе?
— Могу объяснить, если хотишь знать, — надменно отвечает Назаров. — Для дизайна, ясно?
— Чего-чего?
— Дизайна, русским языком говорю! Ну, как тебе объяснить… Вот в мещанских кругах — обстановка, а у нас, у современных людей, — дизайн… В ванную мы с Галкой приобрели модерные занавески импортные, а повесить не на что…
— Неужели другого ничего не нашел?
— Другое не подойдет, нужно — в тон, стиль чтоб был, эстетика! Не в колхозе живем…
— Сам-то ты давно оттуда? — обижается сторож.
— То — пройденный этап… — машет рукой Назаров. — Моя Галка по эстетике и дизайну здорово петрит! Престижные книжки никто лучше ее не достанет: подписные, «Анжелику» в двух томах, «Мастер и Маргарита» писателя Булгакова — самый теперь престижный считается!
— Это она тебя под забором дожидалась? — любопытствует сторож.
Закончив писание, начальник охраны подает протокол задержанному и протягивает ручку:
— Прочтите и распишитесь…
Назаров, небрежно пробежав текст, достает из кармана собственную ручку с множеством разноцветных стержней, долго выбирает цвет, наконец останавливается на красном, вычеркивает из протокола слово «хищения» и пишет сверху «взятия». Потом расчеркивается и встает с табуретки.
— Ну я пошел…
— На черта тебе лезть понадобилось? — допытывается сторож. — Эти палки попросил бы — тебе и так дали…
— Буду я еще просить, унижать достоинство… — фыркает Назаров. — Я — гордый человек!
И, придерживая лоскут разорванной штанины, он выходит на ночную улицу.
ТРУДНОЕ ПОЛОЖЕНИЕ
В последнее время наш шофер Витя Филюшкин начал сомневаться: мужчина он или нет?
С одной стороны, все мужское вроде бы при нем: усы там, бритва, штаны… (Однако в штанах нынче и женщины щеголяют!)
А вышло так. Получил Витя получку и, как водится, всю до копейки вручил супруге Соне. Себе только рупь тридцать семь оставил на непредвиденные расходы. Потом вышел на кухню, где у него гостила мамаша. А та покачала головой и говорит:
— Гляжу я — не мущина ты! Нет — не мущина!
— Чем же я не мужчина? — поинтересовался Витя.
— Настоящий мущина, он — хозяин в доме! Ты вот выкинул Соньке получку, и горя тебе мало: как она потратит — может с толком, а может завертит хвостом, и ну совать, куда попало! А мущина — он с жены за каждую копеечку отчета
