Ты тоже видишь смерть - Морита А
Судя по расписанию, автобус ушел из-под носа, а следующий ожидался только через пятнадцать минут. Мне было невыносимо стоять на одном месте, и я побежал дальше.
Сколько лет я уже не бегал в полную силу? Я даже на спринтах на физре откашивал, а когда опаздывал на поезд или автобус, в лучшем случае переходил на трусцу. Поэтому дыхание тут же сбилось, ноги не заплетались только каким-то чудом.
Тем не менее скорость я не сбавлял и на бегу снова попытался дозвониться. Друзья все так же не отвечали, и я не находил себе места.
Светофор впереди замигал, а я знал, что зеленого потом долго не будет. К переходу я чуть-чуть не успел, но плюнул и перебежал дорогу на красный.
У торгового центра стояла скорая.
Кажется, они только подъехали: за распахнутыми дверцами фургона я не увидел пациента. К кому это? Обуреваемый недобрым предчувствием, я вбежал в здание.
Медиков не увидел и впрыгнул на эскалатор на второй этаж, где, как я помнил, и располагался книжный. Когда я, шатаясь, кинулся в его сторону по коридору, увидел толпу. Среди них выделялись врачи — видимо, несчастный случай случился именно там.
— Подросток? Его что, кто-то ударил?
— Да вроде нет, шел и упал…
— Может, споткнулся и стукнулся головой?
Люди перешептывались, и я ничего толком не понимал. Я застыл на месте как вкопанный. Не хотел смотреть, кто же там впереди лежит.
Ноги запоздало заныли и подкосились. Пока я оседал на землю, в просвете между людьми все-таки увидел, кого окружили медики, и меня поглотило отчаяние. Я прекрасно знал эту прическу, профиль, костюм. На полу до боли знакомо угадывался Кадзуя.
— Арата-кун! — воскликнул знакомый голос.
Я обернулся на звук, и там, вся в слезах, дрожала Куросэ.
— Что с Кадзуей?..
— Не знаю… Он вдруг… — всхлипывала она.
Она упала на колени рядом со мной и разрыдалась.
Я перетащил ее на лавочку поблизости и подошел к другу. Над его головой отчаянно трепыхался, готовый исчезнуть, ноль. Я изо всех сил взмолился, чтобы пламя его жизни не потухло.
Нас с Куросэ тоже пустили в карету скорой, и мы приехали в больницу.
Друга сразу увезли в интенсивную терапию и пытались спасти его жизнь, но мы знали, чем это кончится. И все же молились, чтобы случилось чудо и Кадзуя пришел в себя.
Пока мы сидели в рекреации, Куросэ через слезы рассказала все по порядку.
Фильм закончился, и они отправились в книжный. Пока они проглядывали полки в поисках чего-нибудь подходящего, Кадзуя внезапно схватился за грудь и упал. Куросэ тут же вызвала скорую, и как раз когда ему оказывали первую помощь, подоспел и я…
Иными словами, Кадзую подвело здоровье. Даже если бы я согласился помогать, ничего бы не изменилось.
Отчаяние нахлынуло с такой силой, что у меня потемнело в глазах.
— Опять… не спасла… — всхлипнула Куросэ в завершение рассказа, как будто винила во всем, что случилось, себя.
— Ты не виновата. Это был безнадежный случай… — Я попытался смягчить ее горе, а сам незаметно смахнул очередные слезы.
— А вдруг это я его добила…
— Неправда. Исход в любом случае не изменился бы.
Как раз тут из палаты интенсивной терапии вышел всклокоченный старший брат Кадзуи — семья недавно приехала, но родители, видимо, пока остались с младшим сыном.
— Спасибо, что были с ним рядом. Кадзуя только что скончался, — ошеломленно сообщил нам старший брат, которого я знал с самого детства.
Куросэ снова разревелась, а я закусил губу и уронил голову.
— Он… чем-то болел? — спросил я у него, и старший брат, до того застывший с горестным выражением на лице, поднял на меня удивленные глаза.
— Арата-кун, он разве тебе ничего не сказал? Мне говорил, что да…
— Нет, я… ничего не знаю.
— Ясно… — бессильно выдохнул брат. — Значит, так и не набрался смелости. Дело в том, что…
Так мы с Куросэ узнали тайну нашего друга.
Прежде всего нам объяснили, что Кадзуя умер от сердечного приступа.
Первые признаки болезни обнаружили летом, в девятом классе. Их выявили на диспансеризации, отправили мальчика на дополнительные исследования и нашли патологию, которая чревата внезапной остановкой сердца. Эффективных методов лечения не существует, но на качестве жизни болезнь не сказывалась, только Кадзуе велели периодически сдавать дополнительные анализы.
Все эти новости свалились на меня как снег на голову. Я даже предположить не мог, что у друга такая беда. Да, он периодически внезапно исчезал куда-то по непонятным делам, но разве я мог догадаться, что в больницу? Брату Кадзуя сказал, что поговорил со мной, но я что-то не помнил никакого разговора…
И вдруг меня как громом поразило. По дороге со школьного фестиваля он хотел о чем-то посоветоваться. И я тогда еще подумал, какой он необычно серьезный. Я решил, будто речь пойдет о любви, и увильнул от разговора, но, видимо, он надумал рассказать о болезни. И любимую Девушку Дождя он не позвал на фестиваль потому, что боялся в любую секунду умереть. Он бегал от серьезных отношений и глубокой привязанности.
Потом нас с Куросэ пустили к Кадзуе, над которым больше не колебалось никаких цифр. Я с трудом узнал это спокойное, ничего не выражающее лицо и лишь теперь окончательно осознал, что произошло.
Кадзуя всегда улыбался, поэтому я как-то не сомневался, что улыбка останется с ним и после смерти. Точнее, я надеялся. Хотел проводить с улыбкой друга, который и сам улыбался до конца.
Я давно знал, что он умрет, но слезы обрушились неудержимым потоком.
Два дня спустя по Кадзуе состоялось бдение.
У меня с самого утра все валилось из рук, поэтому я весь день бесцельно просидел в комнате, а вечером отправился в ритуальный зал.
Пришли одноклассники и ребята из других параллелей — в общем, много народу.
Какие-то группки весело болтали, как будто они сюда случайно забрели, но у меня не осталось сил даже сердиться на них, и я просто не сводил глаз с тела друга.
— Извини! — вдруг воскликнула, привлекая к себе внимание, какая-то девушка, когда бдение закончилось, и я уже немного отошел от зала.
Не уверенный, что она это мне, я обернулся.
— Ой…
— Здравствуй.
Я не узнал ее по голосу, но передо мной стояла возлюбленная Кадзуи, Девушка Дождя. Я впервые видел ее вне пасмурной платформы на вокзале, поэтому, разумеется, удивился, но еще больше меня поразило, что она пришла на бдение.
А еще несколько секунд спустя я заметил, что кое-что в ней изменилось. Цифры, которые еще недавно над ней горели, бесследно пропали. Исчезли так же неожиданно, как появились.
— Ты в порядке?.. — уточнила она.
— А? А, да. В порядке.
Девушка Дождя сказала, что у нее ко мне разговор. Я послушно последовал за ней.
Мы зашли в симпатичное кафе. Она проводила меня к дальнему столику, и мы сели друг напротив друга.
Сделав заказ, она рассказала:
— Мне рассказал брат Кадзуи-куна. Я позвонила, а подошел брат. И все объяснил… До сих пор не верится. — Она погрустнела.
— И мне… — почти прошептал я, и девушка достала из сумки конверт.
— Это же…
— Повесть Кадзуи-куна. Он сказал, что написал ее для меня.
Я вытащил из конверта распечатанные листы. Их оказалось намного больше, чем в рассказе для меня.
— Прочитай обязательно. Я подожду.
— Хорошо.
Вскоре принесли кофе, но я к своему даже не притронулся и вместо этого погрузился в чтение последней повести, которую оставил мой друг после себя.
Я уже слышал от Кадзуи этот сюжет. О несостоявшемся самоубийце, которому предсказали, что скоро он умрет от болезни. Он обрадовался, что больше ничего не надо делать самому, но по мере приближения рокового дня начал нервничать. Прежде он сам решал, когда положить всему конец, но эту свободу у него отняли. Лишь узнав, когда наступит конец,
