Записки придворного. Изысканные обычаи, интеллектуальные игры и развлечения итальянского общества эпохи Возрождения - Бальдассаре Кастильоне
Более того, возможно, не станет недостатка в тех, кто будет завидовать нашему столетию за то, что мы сделали. Ведь никто бы не читал об удивительных подвигах древних, которые в своих рассуждениях не представляли себе значения написанного, только сами книги смогли выразить их, насколько изумительно они были написаны.
Поэтому нам бы хотелось, чтобы для тех, в чьи руки попадет наш труд (если действительно он когда-либо удостоится такой чести, чтобы его заметили благородные господа и добродетельные дамы), стало совершенно очевидно, что двор Урбино намного превосходил все остальные. Его украшали необычайно достойные люди, что мы и постарались выразить своим сочинением. Если бы мы обладали красноречием, равным их достоинствам, то нам не нужны были бы другие доказательства, чтобы нашим словам поверили все, даже если и не заметили их.
2. Итак, наша компания собралась на следующий день в обычное время. Тихо рассевшись, все обратили свои взоры на мессира Федерико и Джулиано Великолепного, ожидая, кто же из них соизволит начать дискуссию. До сих пор молчавшая герцогиня сказала: «Синьор Джулиано, все хотят увидеть портрет вашей обожаемой дамы, причем не выставляйте ее в таком свете, чтобы были видны все ее прелести, иначе мы подумаем, что вы ее жаждете».
Джулиано Великолепный ответил:
«Синьора, я считаю ее прекрасной и не стану приукрашивать, описав ее подобно Парису, представившему трех богинь. Об этом хорошо известно присутствующим дамам, поэтому не мешайте мне ее превозносить, я лишь опасаюсь, что не только синьоры Гаспаро и Фризио, но и все остальные обязательно воспользуются случаем, чтобы сказать дурное о ней.
Следовательно, если она выделяется своей красотой, то будет лучше, если ее имя останется скрытым, и тогда мы увидим, что осталось мессиру Федерико сказать о придворном, бесспорно более красивом, чем могла бы быть моя дама».
«То, о чем я думаю, – ответил мессир Федерико, – вовсе не является обязательным для придворного, и вполне это можно опустить без всякого вреда. Существуют гораздо более серьезные темы для разговора, которые практически не были затронуты».
«И каковы же они?» – спросила синьора герцогиня. Мессир Федерико ответил:
«Я подумал о том, что нужно объяснить, насколько мне удастся, происхождение тех обществ и рыцарских орденов, что были учреждены великими принцами под различными эмблемами. Назову орден Святого Михаила во Франции, Подвязки, носящий имя Святого Георгия в Англии, Золотого руна в Бургундии. Поговорю о том, как даруют титулы и как обходят тех, кто заслуживают их, откуда они произошли, кто их основал, для чего их учредили. Ведь даже при больших дворах рыцарство всегда было в чести.
Мне также кажется, что, если бы я обладал бульшим временем, следовало бы поговорить не только о разнообразии обычаев, которые встречались при дворах христианских принцев, придерживавшихся их, но и об увеселительных учреждениях, появлении на общественных представлениях. Поговорить подробнее о дворе Великого паши в Турции и Исмаил-Суфи-шаха в Персии.
Мне довелось слышать от купцов, которые в течение длительного времени находились в этой стране, что там благородные люди обладают великими достоинствами и кротким нравом. Общаясь друг с другом, служа дамам, во всех своих действиях они демонстрируют неповторимые куртуазность и благоразумие. В соответствующих случаях особую пышность, свободу и элегантность во владении оружием, состязаниях и праздниках.
Я с удовольствием узнал о том, какие приемы они больше всего ценят в этих вещах, как проявляется великолепие и роскошь их отделки, чем они отличаются от нас и в чем схожи, какими развлечениями увлекаются их дамы, с какой тактичностью выказывают милость своим любовникам.
Однако сейчас не следует вступать в подобное обсуждение, особенно если нечего добавить, а то мы начнем уходить от нашей цели».
«Вовсе нет, – заметил синьор Чезаре, – и то, что вы назвали, и множество других вещей более соответствуют цели, чем описание идеальной придворной дамы, учитывая, что многие правила, установленные для придворного, подходят и для дамы. Ведь ее, как и придворного, следует рассматривать во времени и пространстве и (насколько позволяет ее ум) следовать всем этим другим путям, которые так детально обсуждались.
Следовательно, как и в данном случае, возможно, не станет лишним обучиться некоторым деталям, имеющим отношение к самому принцу. Если их узнает придворный, они только придадут ему вес и грациозность в его действиях. Ведь чтобы рассказать о методике, лучше показать ее специфику на примере телесных упражнений, таких как верховая езда, владение оружием и борьба. Затем поведать о том, какие трудности ожидают при занятиях ими».
3. Тут синьора герцогиня рассмеялась и добавила: «Обычно к себе на личную службу принцы не нанимают столь примечательных придворных. Что же касается телес ных упражнений, физической силы и ловкости, то пусть о них скажет наш друг Пьетро Монте, обучит им, когда сочтет время подходящим. Теперь же Джулиано не должен говорить ни о чем другом, кроме как об этой даме, иначе мы подумаем, что он начал опасаться этого и делает все, чтобы уйти от темы разговора».
Фризио ответил: «Очевидно, что сейчас неуместно и вряд ли целесообразно говорить о женщинах, особенно когда нужно еще так о многом поговорить в связи с придворным, поэтому нам лучше будет не смешивать одну вещь с другой».
«Вы сильно ошибаетесь, – ответил мессир Чезаре Гонзага, – на самом деле ни один двор, каким бы значительным он ни был, не сможет обойтись для своего украшения, великолепия и убранства без дам. В равной степени ни один придворный не окажется грациозным, приятным или храбрым и не сможет совершить никакой галантный рыцарский поступок, если его не станет стимулировать общество и поощрять любовь дам, чьего удовольствия ради он и старается. Поэтому обсуждение придворного окажется всегда весьма несовершенным, если он не станет принимать участие в деятельности двора без дам, добавив ту грациозность, какая и составляет сущность истинного придворного, и является его украшением».
Синьор Оттавиано рассмеялся и добавил: «Вы явно попробовали ту наживку, что превращает людей в глупцов».
4. Тогда синьор Джулиано Великолепный, повернувшись к синьоре герцогине, заметил: «Раз это должно доставить вам удовольствие, синьора, расскажу о том, что случилось со мной, но сильно опасаюсь, что не смогу в полной мере это сделать. Утешаюсь тем, что гораздо легче описать даму, достойную стать правительницей мира, чем совершенной придворной дамой. Ведь в связи с описанием последней я просто не знаю, кого взять в качестве образца. Для меня вполне достаточно вспоминать о божественном совершенстве дамы, которую я знаю. Погрузившись в размышления, собираюсь с мыслями, чтобы ясно в словах
