Люйши чуньцю (Весны и осени господина Люя) - Люй Бувэй
Глава восьмая
Держаться единого / Чжи и
Небо и земля, силы инь и ян неизменны, но они все завершают; благодаря им является на свет тьма существ, совершенно различных по виду. Глаз взирает то на черное, то на белое, и это ему не вредит; ухо внимает то высоким звукам, то низким, и это не наносит ему ущерба.
Властвующие придерживаются единого и, устанавливая истинные критерии, исправляют всю тьму существ. В армии непременно есть военачальник. Так заведено, чтобы было единство. В стране непременно имеется правитель – и это тоже для того, чтобы было нечто единое. В Поднебесной непременно находится сын неба – и это для единства. Сын неба непременно придерживается единого – это для того, чтобы иметь возможность править безраздельно. Только единое обеспечивает порядок, два же порождают смуту. К примеру, если в повозку, запряженную четверкой коней, посадить четверых и дать каждому по кнуту – они не сумеют даже выехать за ворота. Это и есть отсутствие единства в управлении.
Чуский царь спросил у Чжань-цзы[132], что тот думает об управлении государством. Чжань-цзы отвечал: «Я знаю кое-что об управлении своим телом, но ничего не знаю об управлении государством». Конечно, он не имел в виду, что государство не нуждается в управлении вообще! Он лишь полагал, что корень управления государством лежит в управлении самим собой. Когда управлено собственное тело, управлена и семья; когда же управлена семья, управлена и страна. Управлена страна – управлена и Поднебесная. Поэтому и говорится: своим собственным телом-персоной занимайся, чтобы заняться семьей; своей семьей – чтобы заняться страной; страной – когда хочешь заняться Поднебесной. Все эти четыре умения, хотя и находятся как бы врозь, произрастают от одного корня. Поэтому занятие мудреца в широком смысле охватывает пространство и время: прошлое, будущее и настоящее, обнимает солнце и луну, а в тесном смысле слова – не выходит за пределы собственной персоны. Даже любящий родитель не в состоянии передать этого умения своему сыну. Даже верный подданный не в состоянии поделиться этим с правителем – только те, в ком присутствует некая способность, могут приблизиться к этому.
Тянь Пянь излагал суть искусства дао перед правителем Ци. Выслушав его, циский ван спросил: «Единственное, чем обладаю я, недостойный, – это царство Ци. Поэтому и узнать мне хотелось бы о принципах управления именно моим царством». Тянь Пянь сказал в ответ: «Речи вашего подданного как раз о том, как, не имея правления, можно приобрести истинное правление. Это можно уподобить дереву в роще: древесины в нем как бы нет, из него можно только получить древесину. Я полагаю, что конкретно об управлении царством Ци вы можете узнать и сами». Тянь Пянь, понятно, не желал тратить красноречие всего лишь на одно царство Ци, много или мало слов нужно было на это потратить.
Когда изменения и трансформации уже завершены и всякая вещь-существо уже обрела свой внешний образ, вместе со своей природой она уже как бы обрела и свое предназначение. После этого ни одна из них своего предназначения уже не утратит. Так и Пэн Цзу сохранял долголетие как цель жизни и процветал, живя при трех поколениях династии подряд. Этим-то и просияли в потомках пять предков-царей, и этим же приобрел свою великую славу сам Шэнь-нун!
У Ци в разговоре с Шан Вэнем сказал: «Правда ли, что служба нашему правителю вознаграждается только в результате благоприятной судьбы-мин?» Шан Вэнь спросил: «Что вы имеете в виду?» У Ци сказал: «Установить порядок среди четырех границ, усовершенствовать обучение и воспитание, изменить дурные взгляды и обычаи, заставить правителей и подданных блюсти долг, отца и сына – соблюдать порядок старшинства, – кто сделает все это лучше, вы или я?» Шан Вэнь сказал: «В этом мне не сравниться с вами». Тот вновь спросил: «Положим, некто, отбросив свою истинную природу, поступит на службу к правителю, и тут же воцарится мир; а на следующий день после того, как тот сдаст свою печать и оставит должность, там начнется смута. Кто больше может преуспеть в этом – вы или я?» Шан Вэнь ответил: «И тут мне не сравниться с вами». Тот продолжал: «Когда войско, пехота и конница, уже выстроены в ряд, люди – впереди боевых порядков конницы, и при подаче команды барабанным боем все офицеры готовы принять смерть так, как если бы это была жизнь, кто может подготовить это лучше: вы или я?» Шан Вэнь и на это отвечал: «Нет, и в этом мне не сравниться с вами». У Ци тогда сказал: «Итак, во всех этих трех случаях, как вы сами утверждаете, вам не сравниться со мною, и однако при всем этом по положению вы выше меня – так разве не от случая зависит успех на службе нашему правителю?» Шан Вэнь сказал: «Прекрасно! Вы спрашивали меня, теперь я также спрошу вас. Когда происходит передача трона, правитель молод, подданные относятся друг к другу с подозрением, простой народ волнуется – кому можно доверить государство, вам или мне?» У Ци помолчал, ничего не отвечая. Через некоторое время он произнес: «Лучше вам». Шан Вэнь сказал: «Вот именно по этой причине я и нахожусь на более высоком посту».
У Ци видел то, в чем он силен, но не видел того, в чем он слаб, знал, в чем его добродетель, но не знал, в чем его порок. Поэтому он одержал победу при Сихэ, но проиграл сражение Ван Цо. И попал в такие обстоятельства, что ему не пришлось даже умереть своей смертью. По этой же причине уский царь сумел одержать победу над царством Ци, но не сумел победить Юэ, а Ци сумело победить Сун, но не смогло одержать верх над Янь. Ибо те, кто способен сохранить в целости царство и свою жизнь до конца своих дней, должны знать, в чем их достоинства и недостатки, преимущество и проигрыш в меняющейся обстановке.
Книга восемнадцатая