Птицы небесные или странствия души в объятиях Бога. Книга 1 - Монах Симеон Афонский

Попав на клирос, я испытал сильное смущение. Большинство клиросных состояло из студенток музыкального института. Почти все они были с подведенными глазами, посматривали во все стороны, отпускали шуточки и вели себя непринужденно. Среди них только одна девушка приходила ненакрашенной и вела себя очень скромно. Монахиня шепнула мне, что это жена молодого дьякона, переведенного сюда из другого города, и только к ней можно обращаться с вопросами. А вопросов всегда набиралось множество, так как я растерялся от обилия книг и от множества глаз, которые, как мне казалось, сверлили спину.

Наступило время моего первого чтения кафизмы. Буквы расплывались и я почему-то видел их с трудом. Страницы книги слипались и плохо переворачивались. Дыханье перехватывало, и приходилось постоянно проглатывать комок, стоявший в горле… Голос, которым я читал кафизмы, слышался мне чужим и незнакомым, а кафизмы словно не имели конца. Наконец, я закончил свое чтение и отошел в сторону. Никто не обращал внимания на мои переживания. Служба шла своим чередом, все было как обычно. Понемногу волнение стало проходить. Я успокоился и только тогда перевел дыхание: «Ага, вот оно как… – почему-то подумал я. – Это волнение мешает мне читать! Нужно относиться к этому делу поспокойнее…» Но сколько я ни пытался читать Псалтирь спокойно, волнение каждый раз вновь охватывало меня, хотя и не в такой степени, как при первом чтении.

Когда я появился в храме в очередной раз, отец Стефан сказал:

– Теперь пора тебе читать шестопсалмие!

– Простите меня, батюшка, я сильно волнуюсь даже когда читаю Псалтирь. А на шестопсалмие не знаю, как выйду… – смущенно пробормотал я.

– Бог поможет, не безпокойся! – успокоил меня добряк.

Он благословил мне стихарь, в котором я безпрестанно путался и сам себе казался смешным. Наступила минута для чтения шестопсалмия. Я уже оделся, некстати запутавшись во время одевания в длинных рукавах моей новой одежды, и держал в руках красный каноник. Ноги слегка дрожали. Священники в алтаре – служащий и настоятель – улыбались. Меня благословили и я на ватных ногах вышел на середину храма, который в субботу и воскресенье всегда был полон.

Дрожащим от волнения голосом я начал читать текст, то и дело сбиваясь и отыскивая глазами потерянную строчку. Как всегда, не хватало дыхания. Закончил я шестопсалмие еле-еле, таким оно показалось мне длинным. Я сильно устал, к тому же опять мой голос, звучавший в церкви, казался мне глухим и сиплым. Я вошел с книгой в алтарь под благословение, красный от стыда.

– Хорошо, хорошо. Бог благословит! – ободряюще сказал отец Стефан.

С этих пор, более или менее, с чтением было благополучно. Однажды я услышал как пономарь объяснял старушке-свечнице свое понимание того, как нужно читать шестопсалмие:

– Читать шестопсалмие нужно так, как читают дикторы на Московском радио последние известия – четко, ясно, чтобы каждое слово доходило до верующих. – говорил он.

Я задумался: «Конечно мое чтение никуда не годится…» Дома я несколько раз прочитал текст, стараясь походить на дикторов Московского радио. С нетерпением ожидал я своего выхода с шестопсалмием, намереваясь донести со всей силой священные слова до сердец собравшихся верующих. Читал я торжественно, в полной тишине, старательно соблюдая паузы и выделяя все запятые. Закончив чтение, я зашел в алтарь, ожидая похвал, и вдруг услышал от моего любимого батюшки:

– Что это ты вытворяешь? Читал же нормально, а сегодня такую штуку выкинул! Мы еле дождались, когда ты дочитаешь… Так больше не делай!

Пришлось тогда сполна устыдиться за свое самоволие.

После службы, когда я обычно шел к троллейбусной остановке, меня догонял наш прихожанин. По пути мы обычно беседовали. Он вел очень аскетический образ жизни:

– Я питаюсь с базара! – доверительно сообщил мой попутчик.

– Но это же дорого! – возразил я.

– Ничуть, ведь я подбираю то, что выкинули продавцы. Иногда, правда, бывает расстройство желудка, но в этом ничего страшного – все быстро проходит…

Я лишь качал головой, не одобряя такие чудачества. Этот человек был странноват, но его милая улыбка и доброе сердце привлекали к нему людей. Батюшки к нему благоволили, и мы познакомились. Его звали Анатолий. Иногда он приезжал к нам домой, и родители добродушно подшучивали, слушая его рассказы.

– Молитва у меня крепкая! – говорил он. – Когда я работал на Колыме, попал в снежный буран и потерял направление. От холода губы мне уже не повиновались, и я неожиданно взмолился всем сердцем, и в нем стало так горячо, что мне показалось, даже мороз исчез. Вышел я к своему вагончику, а молитва так и гудит внутри! С тех пор всегда ее слышу…

В это время мы снова сблизились с секретарем из Академии наук Таджикистана Сергеем. Его сестра пела на хорах по праздникам вместе с оперными певцами,