Ночная Земля - Уильям Хоуп Ходжсон

Дни Любви

И вот, вернувшись назад к жизни, я знаю, что везли меня наверх в Лифте и на той же самой постели, на которой я думал, что никакая кровать мне более не потребуется и что не суждено мне подняться наверх из Страны Молчания.

Еще помню я – правда, как-то нечетко и неопределенно, – что донесся до моего слуха из самых недр мира гром Подземных Оргáнов, чудный и необыкновенный глас, что превыше всякой смерти; a за ним плавный напев, как если бы это множества пели единым голосом за дальними горами. Звук этот иногда превращался в дуновение ветра, доносившееся из глубин, а потом снова – в полную величия старинную мелодию Песни Чести. И я понимал как во сне, что это миллионы в той глубокой Подземной Стране чтят явленное им Радостное Чудо и ликуют, увидев его. Однако все это казалось мне каким-то далеким видением, наполовину сокрытым от меня, и глаза мои не имели силы открыться, и казалось мне, что возносят меня все выше и выше неведомые и нереальные волны. И время от времени меня окутывали сладостные благоухания, принадлежавшие, однако, к реальности и исходившие от великих Полей, ибо лифты в них всегда были обсажены цветами; а громадная кабина наша тем временем восходила все выше и выше, преодолевая великие мили.

Наверно, я шевельнулся; ибо ко мне негромко обратился успокоительный голос Мастера над Докторами, предписывавшего мне отдых; ибо все теперь будет хорошо с моей Девой. И истинно, потом я погрузился в дымку забвения; наступила череда дней, проведенных наполовину наяву и наполовину во сне, и нетрудно было подумать, что я уже умер.

A потом наступили дни, когда я лежал очень тихо и не было во мне никакой мысли; и Мастер над Докторами склонялся надо мной в тот и другой час, осматривая меня проницательным своим взглядом. После же, по прошествии неизвестного мне времени, надо мной склонилось другое лицо – милое и очаровательное лицо моей Единственной, и глаза ее рассказывали моей душе о своей любви; но всегда сохраняла моя Дева покой и тишину. И тогда я снова начал жить в своем теле и, наверно, сделал какой-то жест руками, – потому что она взяла мою ладонь и не выпускала ее. И ее прикосновение вселяло в меня жизнь; и всегда оставалась она ласковой и молчаливой; и покой овладел мной, превратившись наконец в естественный сон.

И вот настал день, когда мне позволили встать, и ходившие за мной отвезли меня в один из Тихих Садов Пирамиды и оставили меня там в одиночестве. И вот из-за куста тогда вышла Она и посмотрела на меня, отчасти застенчиво; только любовь, сиявшая в ее глазах, превращала в ничто это смущение. И подлинно я понял, что передо мной Истинно моя Дева; ведь я еще никогда не видел Наани в подобающей девице милой одежде. И я посмотрел на нее и понял, что она несравненно более изящна и хороша, чем мне мнилось. И потому вдруг решил я вскочить и броситься к ней; но она подбежала ко мне, чтобы предотвратить эту естественную, но глупую выходку; и она села рядом со мной – так, чтобы я припал головой к ее груди, и не стала отстранять от меня свои губы; и была она для меня сразу матерью и любимой.

A потом, когда я совсем успокоился и притих, мы долго сидели рядом в безмолвном счастливом молчании, пока наконец не пришли снова те, кто ухаживал за мной. И Мастер над Докторами был среди них, и я заметил по его лицу, что он доволен мной.

И после того я видел мою Единственную каждый день; и здоровье возвращалось ко мне с удивительной быстротой, ибо лечила меня Любовь. Скоро позволили мне спускаться в Поля, но делать это уединенными путями, ибо многие охотно последовали бы за мной, a мне необходим был покой.

И Дева была неразлучна со мной; ибо Мастер над Монструваканами и Мастер над Докторами по обоюдному своему согласию последовали нашей воле и указали Совершителю Браков обвенчать нас; и мы соединились тихо и просто, ибо у меня еще не было сил на Публичный Обряд, когда Миллионы встречали нас Торжественным Караулом высотой в восемь миль от самого основания до макушки Великой Пирамиды. Но этот Всенародный Обряд был совершен позже, потому что нельзя было не позволить людям воздать нам Честь.

И Дева больше не разлучалась со мной, став теперь моей женой, и силы вновь и вновь приливали ко мне, и моя Единственная также вернулась в совершенное здоровье. И настали для нас Дни Любви – прекраснейшая пора для всех тех, кто подлинно любит друг друга.

И мы бродили, как нам заблагорассудится, по просторным Полям и гуляли по проложенным в них Тропам Влюбленных, обычно проходившим около деревень. И я скрывал наши имена, дабы не привлекать лишнее внимание, пусть по доброте и естественному любопытству; ибо мы нуждались только друг в друге и тишине. И мы ночевали в тех местах, где росли самые чудесные цветы… Мы всегда имели при себе немного пищи, но охотно ели в деревнях, которых было много в Полях, столь же огромных, как Страны. И моя Единственная сотню раз исполнила свое обещание накормить меня вкусным и обильным обедом, приготовленным ее собственными руками; a потом еще дразнила меня обжорой и целовала, дабы не мог я что-нибудь возразить в свою защиту, и подлинно в ней было все, чего только могли пожелать моя душа и сердце; и она сопутствовала мне в своей Любви, вводила мою душу в Счастье.

А однажды мы спустились в Страну Молчания; но пробыли в тот раз там недолго, потому что вернулась ко мне Память. Но потом мы часто бродили там, вспоминая и размышляя о Святых и Великих Мыслях, которые вмещает в себя Любовь. И когда мы оставляли эту Страну, я рассказал своей Любимой о том, что, когда Жуткая Сила Дома погасила ее жизнь, я с жестокой болью ощутил, что никогда не пробуждала она меня ото сна своим поцелуем. Моя Собственная и Любимая зарделась тогда очаровательным румянцем, поелику не