Фундамент - Алексей Филиппович Талвир

— Да что ты, Сережа, при чем здесь я… Им больше занималась мама.

Во время разговора Ромик с любопытством разглядывал отца. Но когда Сергей ему улыбался или звал к себе, мальчик, смущенный, прятался за свою тетю.

— А тебя как звать? — вдруг спросил он отца.

— Меня? Сережей.

— Дядя Сережа, — продолжал Ромик. — А ты правда — мой папа?

— Ну, конечно, правда. Ты был совсем маленьким, когда я пошел бить фашистов. Вот поэтому ты и не помнишь меня, а я честное-пречестное слово твой папа.

— Тот, который у меня над кроваткой висит? — допытывался ребенок.

— Ну, конечно, он самый. Ту фотокарточку я тебе с фронта прислал.

— А ты уже всех фашистов расстрелял из ружья? Больше не поедешь?

— Пока не поеду. Буду в госпитале лечиться. Вот видишь, нога у меня раненная.

— Кто ранил? — всполошился малыш. — Фашисты?

— Фашисты.

— А ты зачем их за это не расстрелял?! У меня тоже есть ружье, я тоже пойду на войну, — разговорился Роман.

— Я вижу, ты совсем стал военным, даже одет как солдат…

— Это я ему сшила, — отозвалась Маша. — Как увидит военного, так спрашивает, почему у меня нет такой рубашки, то есть гимнастерки. Вот я и сшила ему. Он давно собирался к папе на фронт фашистов расстреливать.

Ромик, осмелев, приблизился к отцу. Сергей приласкал сына, посадил к себе на колени.

— Ах, мой мальчик, — горько вздохнул Сергей. — Как жаль, что ты так рано понял, что такое война.

— Ну, молодежь, давайте за стол, — пригласила Евдокия Митрофановна, подходя к открытой балконной двери. — Вы Ромку не застудили?

— Да нет, мама, — ответила Маша. — Видишь, какое солнце.

— Ты на это не смотри. Сентябрьское солнце обманчивое — блескучее, а холодное. Да и сквозит вон как.

— Идем, идем. — Сергей спустил сына с колен, взял за руку. Мальчик больше не дичился.

— А это что у тебя? — вдруг спросил он, указывая куда-то наверх.

— Где? Это? Ах вот это… Так это ж звездочки. Две звездочки на погонах, — значит, лейтенант. Ты ведь знаешь, что твой папа — лейтенант.

— Знаю, — ответил малыш. — А их потрогать можно? Я тихонечко.

— Ну, потрогай, потрогай…

— А когда я вырасту, ты подаришь их мне?

— Подарю.

— Насовсем?

— Насовсем.

— Только не надо озоровать? Да?

— Ну, конечно.

— Есть! — крикнул Ромик и вскинул к виску свою розовую пухлую ручку.

Все за столом засмеялись.

— Молодец, Роман, ты совсем стал военным.

— Ну, что сделаешь с этими мальчишками, — развела руками Евдокия Митрофановна. — Их ведь и не учит никто, а они только о войне и говорят. И игры-то у них теперь стали только военными. Все с самодельными ружьями, пистолетами… обстрогают доску и носятся как шальные, с ног людей сбивают! Это уж как поветрие какое…

— А у Романа это, должно быть, наследственное, — щуря в улыбке глаза, вставил Тодор Грозданович. — Дедушка его, Кирилл Герасимович, совсем мальчиком воевал за Советскую власть, а папа Сережа почти в таком же возрасте добровольцем пошел защищать ее…

14

Желтая шелковая занавеска делила землянку на две половины. В одной из них находились связист и два бойца, усердно чистили автоматы.

Даже при сумеречном свете коптилки ярко и свежо белела береза, которой была выложена землянка. Немцы не щадили русского леса, варварски рубили его, чтобы сделать свои временные полевые убежища надежными и удобными. Телефониста клонило ко сну. Он сидел, смежив веки и привалившись спиною к стене. Бойцы усердно чистили автоматы.

Еще вчера здесь помещался вражеский штаб, сегодня — командный пункт нашей танковой части.

Зазвонил телефон. Дремавший связист, мгновенно очнувшись, прижал трубку к уху.

— Я — «Медведица», — бодро ответил. — Есть позвать девятого.

И, зажав рукой микрофон, сказал в сторону бойцов.

— Петряев, разбуди майора Иревли, его вызывает «Береза». Да побыстрее ты!

Петряев подошел к занавеске, отдернул ее:

— Товарищ майор, вас вызывает «Береза».

Иревли мгновенно поднялся с топчана. Спавший рядом капитан Бушуев тоже проснулся.

— Девятый слушает, — услышал он голос майора. — Так… так… понял. Хорошо, приму меры.

Положив трубку, майор Иревли крикнул через занавеску капитану Бушуеву:

— На ничейной земле застряла наша «тридцатьчетверка». Попроси у пехоты взвод, необходимо организовать круговую оборону, а я тем временем выясню обстановку.

И в сопровождении автоматчика вышел из землянки.

Капитан немедленно связался с командиром стрелковой части, которой были преданы танкисты. Майор очень быстро вернулся. С ним был стрелок-радист застрявшей машины: несмотря на вражеский огонь, тому удалось выбраться из танка и ползком добраться в наше расположение. Танкист доложил, что командир принял решение отремонтировать машину на месте — у нее выведена из строя рация и поврежден левый фрикцион — и отправил его за запчастями.

Решение командира машины было одобрено. Пока стрелок-радист отогревался и закусывал, майор Иревли отдал нужные распоряжения.

Едва занялось утро, наши пулеметчики и минометчики взяли под обстрел подступы к поврежденному танку. И под прикрытием огня бойцы вместо со стрелком-радистом потащили к нему волокушу с запчастями.

Немцы успели пристреляться к застрявшей машине и теперь открыли по ней огонь.

Бойцов пришлось вернуть. Майор Иревли приказал дождаться ночи.

Короткому зимнему дню, казалось, не будет конца. Немцы неоднократно пытались подползти к танку, но всякий раз натыкались на плотную огневую преграду.

Только поздно вечером запчасти удалось доставить по назначению. Экипаж танка, несмотря на сильный мороз, сразу же приступил к ремонту.

Как только до немцев донесся лязг металла, они открыли по машине густой пулеметный огонь. Однако артиллерию в действие не вводили. Очевидно, надеялись захватить танк в качестве трофея.

Работать под огнем было трудно и небезопасно, поэтому многого за ночь сделать не удалось. Хорошо еще, что машина была обращена в сторону наших войск тем боком, где нужно было менять фрикцион. Как только рассвело, стало ясно: о продолжении ремонтных работ нечего и думать. Пришлось вновь дожидаться темноты. Так продолжалось в течение трех суток. На четвертые упорство танкистов было вознаграждено — мотор победно взревел, машина, переваливаясь с бока на бок, взяла курс в расположение своей части. Выпущенные вслед вражеские снаряды вреда ей не причинили.

Это был последний памятный эпизод зимнего наступления сорок четвертого года.

Часть майора Иревли в составе войск Второго Прибалтийского фронта подошла к границе Латвии. Отсюда, согласно приказу по корпусу, майор Иревли отбыл на фронтовую рембазу. Он сопровождал четырнадцать танков Т-34 и один бронеавтомобиль. С начальником рембазы Иваном Филипповичем Мурзайкиным Иревли был знаком с юношеских лет. На фронте им предстояло встретиться вторично. Первый раз это произошло, когда Мурзайкин был начальником