Деревенская повесть - Константин Иванович Коничев
Согласно прежнему закону подчинённому полагалось быть глупее своего начальника. Другому трудно, но приходилось представляться дураком. Раньше офицер — вы и ваше благородие, а солдат — ты, дурак и серая скотина. Офицерский кулак был главным средством воздействия на нашего брата… И почему, вы думаете, у прапоров и фельдфебелей были каблуки высокие? Это для удобства выстукивать каблуками перед вышестоящим начальством возможность продвинуться чином повыше.
Да, крепко нас муштровали в старой армии. Там вытяжка, выправка, поступь, шагистика считались главным. И горе было тому, кто оказывался неуклюж корпусом или неподвижен на ногу. Такой солдат считался глупее кавалерийской лошади, — та под музыку ходит, что надо!..
День за днём шли военные занятия с красноармейцами-добровольцами в уездном городишке Кадникове…
Терентий Чеботарёв хорошо освоил боевую трёхлинейную русскую винтовку. С завязанными глазами он быстро разбирал и собирал затвор. Иногда после занятий Терентий ходил в третий взвод, где находился пулемёт «Максим», и там с группой особо прилежных ребят учился овладевать этим сложным оружием, запоминая пулемётные части и их назначение. Если Клапышев иногда ядовито вышучивал незнаек, то Терентий этом отношении был неуязвим.
В часы досуга добровольцы гуляли по Кадникову. Терентий выделялся из молодёжной среды: нередко, сидя в уездной библиотеке за книжкой, он вытаскивал из кармана фуфайки исписанный лист бумаги, украдкой заглядывал в записи и топотом твердил, проверяя свою память: «Газы приводят пулемёт в движение. На передней части ствола имеется надульник. Газ мгновенно задерживается во втулке надульника и двигает ствол назад. При нажатии спускового рычага «Максим» стреляет автоматически…».
В библиотеке Терентий, обращаясь к библиотекарю, просил для чтения книжки популярного Демьяна Бедного.
Демьяна он читал и перечитывал красноармейцам и немало дивился тому, как без попытки заучивать наизусть в его голове буквально из слова в слово запоминались не только отдельные стихи и басни Демьяна, но даже целые брошюры «Про землю, про волю и рабочую долю», «О попе Панкрате, тётке Домне и явленной иконе в Коломне» и другие.
На фронтах были горячие, беспокойные дни. Военная подготовка отряда добровольцев шла усиленно. Комроты Клапышев не находил времени почистить порыжелые сапоги и побриться. С утра до позднего вечера то развёрнутым строем, то змейкой, то цепочкой водил он красноармейцев по пригородной местности.
Усталые возвращались они с занятий.
— Довольно хохлиться! — покрикивал Клапышев, желая подбодрить красноармейцев. — Давайте с песней, — скорее до ужина:
Смело мы в бой пойдём
За власть Советов
И как один умрём
В борьбе за это…
Дальше песня лилась сама собой и замирала где-то позади грузно шагавшей роты.
До поздней осени в девятнадцатом году тянулись нехитрые военные занятия с добровольцами, а потом по промёрзлой избитой дороге прошёл отряд молодёжи на станцию Морженгу, погрузился в холодные «теплушки» и медленно, с долгими остановками на разъездах, двинулся к Северному фронту.
II
1920 год. Северный фронт.
Сорокаградусный мороз.
Непроходимые сосновые, еловые леса.
Красные войска находились около станции Плесецкой.
Полураздетые, полуголодные, в глубоких снегах, окопах и, блиндажах обороняли они позиции от натиска белогвардейцев. Белые в это время активными действиями прикрывали бегство интервентов из Архангельска.
Участок фронта, куда прибыл Терентий Чеботарёв имеете с другими добровольцами, располагался по обеим сторонам железнодорожного полотна. Болота, леса и глубокие рыхлые снега не позволяли здесь широко развернуться.
Неподалёку от передовой линии, в тылу, на полянах и вокруг сереньких с крашеными часовнями деревень, буржуи и кулаки — укрыватели дезертиров — отбывали «принудиловку». Они, рыли на всякий случай траншеи, рубили лес и строили, под наблюдением сапёров, прочные землянки и блиндажи. Строили нехотя и когда поздним вечером ложились отдыхать в наскоро построенных шалашах, то втихомолку молились за «христолюбивое белогвардейское воинство», возлагая надежды не столько на господа-бога, сколько на господина Черчилля, поднявшего поход против юной советской державы.
Иногда усталые красноармейские части вместе с отрядами красных партизан уходили на отдых. Просушивались, чинили обувь, одежду и снова, со свежими силами, то отражали наступление противника, то наступали сами. Местные крестьяне в полосе, освобождённой от англо-американских интервентов и белогвардейщины, помогали советской разведке; они откапывали спрятанное у кулаков оставленное интервентами оружие и сообщали командованию Красной Армии всё, что знали о «белогадах».
Крепкие, круглолицые северные девушки, каргополки, вельчанки, мобилизованные местными Советами, направлялись в ближайшие тылы на помощь фронту. Девчата заготовляли дрова, прорубали просеки, устилали валежником и брёвнами тракты.
В досужие зимние вечера красноармейцы в прифронтовых деревнях устраивали вечеринки. Песни и пляски под гармонь прорывались из просторных изб сквозь двойные зимние рамы.
Однажды красноармейцы веселились вблизи станции Плесецкой. С хрипом надрывалась «тальянка». В тесном кругу, почти доставая головой до потолка, ловко плясал «русскую» высокий, гибкий артиллерист.
На отпляску ему выходил красноармеец-весельчак из усть-кубинских ребят — Павлик Трухов. Он, присвистывая, кружился на каблуках и пел самодельные плясовые частушки:
Англичане да французы,
Беляки,
Ваши пузы
Мы пощупаем в штыки!..
На широких лавках бойцы и девчата сидели в два ряда — друг у друга на коленях.
Терентий Чеботарёв не по возрасту окреп, свыкся с боевой обстановкой, он не трусит залечь в занесённый снегом окоп. Ему не страшны ни свист пуль, ни грохот разрывающихся снарядов. А вот сейчас, на посиделке, им овладела неподдельная робость. Круглолицая, белотелая девушка-каргополка, не найдя себе другого места, подошла к Терентию, ласково заглянула в его обветренное лицо и бесцеремонно села к нему на колени. На минуту Терентий растерялся. Сбоку сосед подсказал ему:
— Не робей, коль счастье подваливает…
Девушка села и для удобства закинула правую руку ему за шею. Терентий почувствовал, что лицо его краснеет. «Какие здесь девки отчаянные», — подумал он, аккуратно освобождая шею от непринуждённого объятия девушки.
— Эх, тютя, пустил на колени, а держать не умеешь, — сказала каргополка насмешливо.
Краска стыда ещё больше сгустилась на лице Терентия. А девушка засмеялась и крепко надавила на него плечом. Так ей было удобнее…
В разгар вечеринки, в светлую лунную полночь послышались глухие орудийные выстрелы. На станции, занятой красными, вспыхнула от разорвавшихся снарядов изба.
