Общество самоубийц - Рэйчел Хэн
Дверь открылась, и перед ней появился отец в старой футболке и пижамных штанах, не доходивших до костлявых лодыжек. Почему-то его босые ноги, покрытые пятнами и морщинами, узловатые, как корни дерева, пробудили в ней глубокую грусть. Она вспомнила ноги Эмброуза, обутые в блестящие кожаные туфли с тщательно завязанными шнурками.
— Лия, — сказал отец не вполне проснувшимся голосом. — Что ты здесь делаешь? Сколько сейчас времени?
Лия посмотрела на часы. Одиннадцатый час — она не ожидала, что ей понадобится столько времени, чтобы добраться сюда.
— Я пришла тебя повидать, — сказала она. — Я… Нам надо поговорить.
Кайто потер глаза.
— Конечно, — отозвался он. — Я рад, что ты пришла. Проходи.
Последний раз Лия видела отца на вечеринке. Она вспомнила, каких грубостей тогда наговорила ему, как нехорошо они расстались, и ее лицо залила краска.
Впрочем, неважно. Что было, то было. Главное, сейчас она здесь и у нее есть план, есть идея, как решить его проблему. И возможно, заодно и ее собственную.
— Ты пришла. Я очень рад, что ты здесь, — повторил Кайто, потом снял с крючка за дверью фланелевый халат и надел его. Халат был зеленый, в мелкий розовый цветочек. Он напомнил Лии стеганое одеяло на постели Аньиной матери.
Кайто присел на край кровати и махнул рукой в сторону обеденного стола.
— Ты же помнишь, где тут можно сесть, правда? — сказал он с улыбкой.
Лия почувствовала, как лицо ее сморщилось, и не успела сдержаться. Она зарыдала, задыхаясь и всхлипывая, неестественно и неловко, будто не знала, как плакать.
Отец ничего не сказал. Он просто подошел к ней и положил руку ей на спину, потом помедлил, вглядываясь в ее лицо. Лия не знала, о чем он думает — может, считает ее слабой, истеричной, и ему за нее стыдно. Но едва эти опасения коснулись Лииного сознания, отец крепко обнял ее — так крепко, что у нее дух перехватило, — и постепенно ее рыдания затихли.
Он ничего не сказал, но она его услышала. Услышала его слова, сказанные много лет назад, слова, которые она никогда не забывала.
Почему ты плачешь, девочка моя? Ну же, не плачь.
Он обнимал ее загорелыми руками, сильными и надежными, как старое дерево.
Ну тихо, тихо, хватит.
Она вдохнула знакомый с детства запах — тот же солоноватый запах близкого человеческого тела. За столько лет он немного изменился, но все равно оставался родным и уютным. Она узнала бы этот запах где угодно.
Когда Лия наконец успокоилась и глубоко вздохнула, отец разжал свои могучие объятья. Выдвинул стул из-за обеденного стола и усадил ее, потом присел на край кровати.
На Лию вдруг навалилась огромная усталость. У нее совершенно не было сил все объяснять. И она просто вытащила из кармана ключ, который дал ей Цзян.
— Мой начальник одолжил мне на один день яхту. Ты… ты еще помнишь, как с ней управляться? — сказала она смущенно.
Отец просиял.
— А то! — воскликнул он. — Конечно, я уже много лет этим не занимался — последний раз, наверное, когда жил на Западном побережье. У меня тогда была своя яхта — старенькая и потрепанная, но совершенно потрясная посудина.
Лия улыбнулась, увидев, как радуется отец, и впервые упоминание о его жизни вдали от нее и матери не вызвало у нее ни злости, ни раздражения. Потом она попросит отвезти ее туда. Отвезти во все те места, где он побывал, где успел пожить, попросит познакомить ее с людьми, которых он знал, со всеми его друзьями. Она научится всему, что он умеет, постарается полюбить все, что он любит. Она даст ему стимул жить.
— Кстати, — добавил отец, — ты выбрала отличный день. Погоду обещают идеальную — двадцать один градус и в небе ни облачка. А кроме того — ты, наверное, не помнишь, — но завтра вообще-то мой день рождения.
Тридцатое октября. Ну конечно! Лия долгие годы об этом не думала, но дату никогда не забывала.
— Замечательно! — сказала она. — Это будет мой подарок.
Лия решила, что все расскажет отцу завтра. Сейчас уже слишком поздно, и они оба слишком устали. В конце концов, погоду обещают отличную, да еще это будет день рождения отца. Когда же, как не завтра?
Следующим утром Лия проснулась рано, до рассвета. Пробуждение было постепенным, и она не испугалась, когда, открыв глаза в темноте, поняла, что лежит на незнакомой узкой кровати. Ночью Лия спала чутко, погрузившись в сон только наполовину и каким-то уголком сознания все время осознавая, где она и кто рядом с ней.
Отец дышал тихо и равномерно. Он чуть-чуть посапывал, потому что у него был заложен нос, но этот звук казался Лии здоровым и невинным, как у ребенка, который забыл высморкаться. Кайто уступил ей свою кровать — настоял на таком решении проблемы, — а сам устроился на тонком матрасике на полу. Лия согласилась с условием, что отец возьмет одеяло, и тот, поворчав немного, уступил. Так она и спали. После сотен стирок простыня была мягкой и гладкой на ощупь. Может, отец возил постельные принадлежности с собой во всех своих странствиях? Где успели побывать эти плоские подушки и застиранные простыни?
Лия повернулась и свесила голову с кровати, чтобы посмотреть на отца. Тот спал на боку, свернувшись калачиком, приоткрыв рот и подложив ладонь под щеку. Как ребенок. А в детстве Лия представляла, что отец всегда спит на спине, широко раскинув руки, чтобы занять как можно больше места. Она снова легла и закрыла глаза. Звук отцовского дыхания, равномерный и успокаивающий, проникал во все уголки ее тела и убаюкивал. На душе у Лии стало легко, будто она вернулась домой.
Как Кайто и предсказывал, день был великолепный. Правда, прохладный — выйдя из квартиры, Лия почувствовала, как холод просачивается под одежду в островки тепла между пальцами, в суставы, — и в то же время ошеломляюще ясный. Яркая синева неба слепила глаза. Море казалось беспокойным мерцающим зеркалом. Темные волны поблескивали в лучах солнца, и казалось, что это шевелится огромная
