С четырех сторон - Шрикришна Аланахалли
— Сухагванти, Джанко нужно накормить, она же с дороги!
— Ну, Джанко не устала, — подмигнула Митро невестке, — отчего ей устать, кто ее изнурял, он ведь сейчас далеко отсюда!
Дханванти не рассердилась, а только посмеялась словам невестки и, укачивая малыша, сказала дочери:
— Митро права, муж твой теперь далеко, а знак его любви к тебе с нами! Вот он какой у нас славный!
Женщины совсем развеселились. Вышел и Гурудас, привлеченный их голосами. Старик с улыбкой посмотрел на невесток, а они обе с подобающей скромностью прикрыли лица покрывалами. Гурудас провел рукой по волосам дочери, забрал у Дханванти внука и стал сам укачивать его.
Кто знает, откуда взялся в старике свет, от которого разгладились морщины, замерцали глаза. Воспряли даже обвисшие усы, а на губах заиграла такая улыбка, будто никаких забот, никаких хлопот на свете не осталось.
— Джанко, доченька, скорее иди есть, а потом расскажешь, как вы там живете-можете, как там все эти прекрасные молодые люди, родня твоя новая.
Дед с внуком на руках, бабушка, склонившаяся над ними, как на ожившей картинке полного семейного счастья, подумала Сухагванти.
— Мамочка, — незаметно для свекра шепнула она свекрови, — уговорите отца на кухне с нами посидеть. Так уютно всем вместе будет!
— Ну что ты, что ты, невестка моя глупенькая! Какая радость от стариков? Вот кто нам принес сегодня радость — малыш наш!
Вид старой кухни родительского дома, полок, заставленных посудой и всякой кухонной утварью, чуть не заставил Джанко расплакаться. Все здесь было знакомо до мельчайших подробностей, в этих стенах она жила и росла, а теперь приезжает сюда погостить!
Дханванти не отрывала счастливых глаз от цветущего личика Джанко.
— Ну, рассказывай, рассказывай, дочка! Что за человек твоя свекровь, как она? Все еще молодится — в волосах цветы, на веках сурьма?
Джанко с болью рассматривала постаревшую мать, и сердце ее сжималось. Мать как-то почернела, а уж морщин на лице сколько прибавилось!
Свекровь — словно наливное яблочко, а мама, мама, как она замучена, задергана заботами.
— Мамочка, какой ты видела мою свекровь на свадьбе, так она и сейчас выглядит. Нисколечко не изменилась.
— Верно, чего ей меняться? — заметила не без ехидства Дханванти. — У кого и на старости лет одна забота — вкусно поесть, сладко попить, подкраситься, принарядиться, у того и красота не вянет.
Гурудас усмехнулся. Он гладил внука по головке и с удовольствием думал о его бабушке.
— Разве грешно женщине следить за собой, а, жена? Не все же такие, как ты у меня. Что на свете ни происходит, все от бога, а ты вечно обо всем тревожишься, маешься, и все беды у тебя на лице отпечатываются. И на одежде.
Дханванти не обиделась на мужа, но сделала строгие глаза и обратилась к невесткам:
— Слышали? Я ему больше не нравлюсь. Только и разговору что о сватье! Да что ж это такое, а?
Невестки вежливо посмеялись, скромно отворачиваясь от старика.
Джанко первая услышала шаги, ринулась во двор и бросилась на шею старшему брату, Банварилал расцеловал сестру и, входя вместе с ней на кухню, спросил:
— Мама, как же ты позволила этой сумасшедшей девчонке одной в дом заявиться? Мы ее целый год не видели, так она и теперь без мужа прискакала! Где муж-то? Дом караулить оставила?
— Это ты спрашивай у твоей сестрички, а тебе, сынок, вот кого хотели показать — смотри, какой серьезный и важный человек приехал к нам!
Банварилал осторожно взял на руки племянника.
— Каков, а? Подарок нам зять сделал, подарок!
— Сынок, — вдруг вспомнила Дханванти, — а где же Гульзарилал? Он не пришел с тобой?
— Нет, — коротко ответил Банварилал.
Гурудасу не хотелось вспоминать о семейных бедах в этот счастливый миг, и он перевел разговор на другое:
— Видишь, как вышло — сестра моложе всех вас, а у нее уже настоящая семья.
Дханванти многозначительно посмотрела на невесток. На вид они и здоровые, и сильные, а ни одна пока не понесла.
После еды Джанко открыла свой чемодан, стала доставать подарки и оделять братьев и их жен.
— Дочка, — упрекнула ее Дханванти, — ты что же это делаешь? Разве тебе положено привозить подарки старшим в семье, разве не наоборот?
— Все правильно, мама, — горделиво возразила Джанко, — мне свекровь сколько раз говорила — с пустыми руками я тебя домой не пущу, так и знай. Если бы, говорит, у тебя уже племянники были, то и на их долю подарков купили бы.
Гурудас уложил внука рядом с собой, и теперь его больше ничто не интересовало.
— Дханванти, — бросил он через плечо, — пускай дочка с невестками радуются, не мешай им. Когда будем Джанко обратно собирать, дашь ей денег, и все!
Сухаг и Митро увели Джанко во двор — без помех расспросить обо всем: что за семья оказалась, дружно ли живут, как приняли ее?
Митро веселила всех, вгоняя Джанко в краску своим неуемным любопытством:
— Муж у тебя, видно, святой. Может, он йог у тебя? А в постели он тоже йогой занимается?
Джанко кивнула, блестя глазами.
— У него волшебный посох есть?
— Угу. — Глаза у Джанко так и искрились.
— А спать он тебя как заставляет, не молитвой, надеюсь?
Джанко залилась румянцем и повернула голову к Сухаг.
Сухагванти с улыбкой смотрела, как краснеет молоденькая хорошенькая золовка, но, перехватив насмешливый взгляд Митро, рассердилась на ее приставания.
Средняя мгновенно уловила перемену в настроении Старшей и, сощурившись, протянула:
— Если я чуть не влюбилась в красавицу Джанко, могу представить себе, что она делает с мужчинами?
— Все, Джанко, дорогая, поболтали-пошутили, и хватит! Иди к маме, — распорядилась Сухаг, — ей хочется, чтобы ты с ней побыла.
Джанко, не совсем поняв, что произошло, послушно отправилась к матери; Митро же, смерив Старшую презрительным взглядом, высокомерно откинула голову и спросила:
— Я, понятное дело, вам в подруги не гожусь, раз я живой человек, раз у меня и душа, и тело есть?
— Сестра моя, ты все шестнадцать искусств быть очаровательной постигла, но умоляю, не учи своим штучкам эту телочку невинную, не сбивай с толку невестку из чужого дома!
— Чушь несешь, Старшая! Твоя невинная телочка без меня все знает: как спать с мужчиной и как детей рожать. Брось, Старшая, женщина родила, значит, всему уж обучена, все ей известно.
Сухаг зажала уши:
— Не надо, не надо! Мой грех, что я с тобой заговорила, мой! Прости, виновата я, только оставь меня в покое!
Митро повернулась спиной к Сухаг и, подойдя к комнате Пхуланванти, застучала в дверь:
