Рай рядом - Лидия Яковлевна Лавровская

Нам неизвестно точное время создания знаменитым акварелистом Соколовым первого из двух его портретов Марии, но сделанная с него в 1821 году Эри литография прекрасно передает обаятельную женственность большеглазой барышни в изящном «взрослом» наряде. В том же году Пушкин написал весьма примечательное стихотворение «Дева» – о ком же?! Кто эта «дева гордая», «милая», явно ревнивая, недоступный предмет всеобщего поклонения? Не о ней ли другой зачастивший к Раевским гость, влюбленный, восхищенный Олизар, через много лет вспоминал как об «украшении вечеров»?!

Я говорил тебе: страшися девы милой!

Я знал: она сердца влечет невольной силой.

Неосторожный друг, я знал: нельзя при ней

Иную замечать, иных искать очей.

Надежду потеряв, забыв измены сладость,

Пылает близ нее задумчивая младость;

Любимцы счастия, наперсники судьбы

Смиренно ей несут влюбленные мольбы;

Но дева гордая их чувства ненавидит

И, очи опустив, не внемлет и не видит.

И разве не очевиден тот факт, что в романтических поэмах, самых весомых творческих плодах общения поэта с четырьмя прекрасными, по мнению Пушкина, дочками генерала Раевского («все его дочери – прелесть»), тоже во весь голос звучит тема ЖЕНСКОЙ, а не мужской ревности? Это и «Кавказский пленник», и «Бахчисарайский фонтан», где предание о безвременно умершей любимой жене хана, грузинке, соединено с позднейшей легендой о страдалице гарема полячке Потоцкой. А где же стихи, которые мы вправе ждать от поэта, если его любимая предпочла другого?

Занятная деталь: в беседе с пушкинистом Гротом сохранявшая «в глубокой старости всю свежесть своего живого ума» Екатерина Орлова «решительно опровергает недавно напечатанное сведение, будто Пушкин учился там (в Гурзуфе – Л.Л.) под ее руководством английскому языку». Имеется в виду работа Анненкова, где говорится, что «под ее руководством и под руководством ее сестры, впоследствии кн. Волконской, Пушкин принялся на Кавказе за изучение английского языка, основания которого знал и прежде».

Многозначна эта оговорка «на Кавказе», где Екатерины тогда не было, была Мария, которая спустя десятилетие даже в Сибири, помимо нескольких русских журналов, будет получать «Британское обозрение»! Характерно, что Орлова не берется отрицать «руководство» младшей сестры в обучении поэта, храня на сей счет полное молчание. Значит ли это, что Машенька и, может быть, ее гувернантка, англичанка Мятен, занимались с поэтом английским?!

Интересно сопоставить строфу из «Евгения Онегина», на которую ссылается Волконская, (а есть в романе еще «И моря шум, и груды скал,/И гордой девы идеал,/И безыменные страданья…») с более ранним наброском «Таврида». В нем те же целомудренно-страстные чувства («За нею по наклону гор/Я шел дорогой неизвестной,/И примечал мой робкий взор/Следы ноги ее прелестной./Зачем не смел ее следов/ Коснуться жаркими устами») и почти те же строки:

Нет, никогда средь бурных дней

Мятежной юности моей

Я не желал с таким волненьем

Лобзать уста младых Цирцей

И перси, полные томленьем.

Обожаемая отцом невинная резвушка княжна Мария в «Бахчисарайском фонтане» голубоглаза, она ведь полячка, у ревнивой Заремы – глаза «темнее ночи», глаза Марии Волконской, по ее собственному признанию. Образ любимой девушки расплывается, двоится, обретая черты ее сестер и будто суля дальнейшее преображение в светлокудрую Ольгу и Татьяну, о которой в черновиках второй главы «Евгения Онегина» автор пишет:

Вы можете друзья мои

Себе ее [Ее лицо] представить сами

Но только с черными очами…

Неизменный поклонник красоты, Пушкин, однако, о любимой героине, своей «милой» Татьяне Лариной, пишет: «Ни красотой сестры своей,/Ни свежестью ее румяной/Не привлекла б она очей»! Волнующей тенью все та же черноокая дева появится и в «Путешествии Онегина»: «Скажи, фонтан Бахчисарая!/Такие мысли мне на ум/Навел твой бесконечный шум,/Когда безмолвно пред тобою/Зарему я воображал…» Совершенно совпадает с незаурядной личностью Марии Раевской и психологический портрет Татьяны в третьей главе романа, которая

…от небес одарена

Воображением мятежным,

Умом и волею живой,

И своенравной головой,

И сердцем пламенным и нежным…

Недаром поэт в ноябре 1836 года, за два месяца до роковой дуэли, делает знаменательное признание крымскому жителю Н. Голицыну: «…письмо ваше разбудило во мне множество воспоминаний всякого рода. Там колыбель моего Онегина и вы, конечно, узнали некоторых лиц». Подразумевались, вероятно, снова виделись поэту прекрасные девичьи лица… Или же одно, навсегда памятное, любимое лицо? Вспомним, что причиной трагических поворотов сюжета и в «Бахчисарайском фонтане», и затем в «Евгении Онегине» послужила ревность! И потому жизнь развела героев, и Татьяна, как и ревнивая (?!) Мария Раевская согласилась выйти замуж за князя-генерала…

Но, создавая «Бахчисарайский фонтан», разгадки имени той, к кому «летят» «все думы сердца», Пушкин не хотел, и в эпилоге поэмы намеренно уклончив:

Чью тень, о други, видел я?

Скажите мне: чей образ нежный

Тогда преследовал меня,

Неотразимый, неизбежный?

Марии чистая душа

Являлась мне, или Зарема

Носилась, ревностью дыша,

Средь опустелого гарема?

Я помню столь же милый взгляд

И красоту еще земную,

Все думы сердца к ней летят.

Об ней в изгнании тоскую…

…………………………….

Опомнись; долго ль, узник томный,

Тебе оковы добывать

И в свете лирою нескромной

Свое безумство разглашать?

Нет, никак не вяжется с волевой, великовозрастной Екатериной Раевской-Орловой этот «милый взгляд», недаром в кишиневском окружении генерала Орлова его жену прозвали Марфа Посадница! Сам же поэт в 1825 году писал Вяземскому о своей властолюбивой Марине Мнишек из «Бориса Годунова: «Славная баба: настоящая Катерина Орлова!» Подполковник Липранди, «к которому Пушкин имел исключительное доверие» (свидетельство их общего кишиневского знакомого Горчакова), в своих подробнейших мемуарах писал, что «ни одна из бывших тогда в Кишиневе не могла в нем порождать ничего более временного каприза». А граф Олизар, вспоминая несчастную любовь молодости, вообще утверждал, что Пушкин написал «свою прелестную поэму («Бахчисарайский фонтан» – Л.Л.) для Марии Раевской»!

Возвышенно, небесно чистая элегия «Редеет облаков летучая гряда», навеянная крымскими воспоминаниями, создана в Каменке – киевском имении матери генерала Раевского в конце 1820 года. (Там же вскоре, в 1821 году, закончен и «Кавказский пленник» с его певуньей Черкешенкой!) И милый, притягательный образ Машеньки, думается, вдохновил Пушкина и на этот шедевр:

… Когда на хижины