Калейдоскоп, или Наперегонки с самим собой - Лев Юрьевич Альтмарк
Но Галина Павловна сделала широкий жест и громко выкрикнула:
– Слово имеет секретарь заводской комсомольской организации… Давай, Яков, выходи!
Теперь все взгляды скрестились на Яшке. А ему больше всего на свете хотелось сейчас куда-нибудь исчезнуть, раствориться, провалиться сквозь землю. Но он медленно поднялся и пошёл к сцене. Каждый шаг давался ему с неимоверным трудом, однако не идти – и он это уже понимал – было нельзя. Проклятая сцена, проклятая трибуна – как он их ненавидел, но они притягивали его, словно какой-то чёртов магнит!
На трибуне всё ещё пахло Ромашкинским «Шипром», и Яшка остановился перед трибуной, у края сцены. Теперь все взгляды впились в него: а этот что скажет? для чего вышел на сцену?
С задних рядов донёсся звонкий голосок Нинки Филимоновой:
– Галина Павловна, может, лучше мне выступить? Я же готовилась, вы меня просили…
Те несколько слов, которые Яшка мучительно отыскивал, пробираясь к сцене, солёным комком застряли в горле. В глазах стояли горькие злые слёзы.
– Что с тобой, Яков? – встревоженно спросила Галина Павловна. – Товарищи, ему же плохо! Помогите человеку сойти со сцены.
– Не надо! Ничего мне не надо! – изо всех сил он ударил кулаком по полированной стенке трибуны. Выпуклый край герба до крови рассёк пальцы, но боли он не чувствовал. – Без вашей помощи обойдусь…
Галина Павловна удивлённо выпучила на него глаза, с силой удерживая за руку инструктора, который тоже попытался встать со стула. А Яшка сбежал со ступенек и поспешил к выходу.
За спиной уже разносился чуть подрагивающий от волнения голос парторга:
– Ничего страшного, товарищи, не произошло! Обыкновенная истерика – с кем не случается? Молодой человек перенервничал, близко принял к сердцу. Успокойтесь, собрание продолжается… На трибуну приглашается кандидат в члены КПСС бригадир штукатуров Филимонова Нина…
7. Прощание с комсомольским билетом
Часто Яшке снится один и тот же сон. Притом в последнее время отчего-то всё чаще и чаще.
Будто он проваливался вниз головой в какой-то страшный бездонный колодец с каменными скользкими стенами и долго летел в чёрном свистящем пространстве, судорожно прижимая руки к груди и подтягивая колени к животу, чтобы не пораниться о стены. Единственное желание – отсрочить удар и наступление боли… Почти физически ощущалось приближение неподвижной масляной поверхности воды на дне колодца, в которой его наверняка ждёт мучительная гибель.
Никогда раньше никаких колодцев он не видел и никуда не падал, а тут привязалась такая напасть, и никак от неё не избавиться…
И всё-таки он решался и отчаянным рывком хватался за скользкие камни, впивался ногтями в едва заметные неровности и трещины. И тут же повисал вниз головой над самой поверхностью воды. Он её пока не видел, но чувствовал, кожей ощущал, как сырая и затхлая прохлада дышит в лицо, проникает в поры и волосы. Во всём этом было что-то отталкивающее и одновременно манящее…
Хотелось закричать, позвать кого-то на помощь, а голос, как назло, пропал. Голосовые связки непослушно хлюпали в горле, и тут в самый бы раз запричитать, заскулить и заплакать от бессилия и жалости к самому себе, на худой конец, хотя бы попробовать перевернуться в нормальное положение, но стенки колодца с каждым его движением, словно живой враждебный организм, стягивались всё уже и уже. Яшка уже понимал, что так и будет висеть вниз головой, пока хватит сил держаться. Кто его выручит? Есть ли у него настоящие друзья, которым он небезразличен? И хватит ли у него сил дождаться их помощи?
С трудом он наклонял голову и пытался глянуть вверх, где в кромешной темноте должен проглядываться полуразмытый светящийся край колодца, но ничего во мраке не было видно…
Руки и ноги всё больше и больше сводило судорогой, и он, отчаянно сопротивляясь, начинал сползать всё ниже…
Обычно в этот момент Яшка просыпался и потом долго не мог заснуть. Приснившийся страх даже наяву сдавливал виски и заливал глаза липким потом, и очень хотелось выть от бессилия и непонятного беспокойства. Если сон повторяется, размышлял он, с таким завидным постоянством, то, может быть, в нём есть какой-то знак, символ чего-то приближающегося? Но – чего?
Приходилось вставать, идти на кухню, чтобы выпить воды и выкурить сигарету, но от воды каждый раз тошнило и пахло гнилой колодезной сыростью, а сигаретный дым наждаком драл сухое, так и не смоченное водой горло…
Как он стал тем, кто есть сегодня? И почему? Ужасное состояние, когда ежедневно чувствуешь бесполезность собственного существования и не можешь, а главное, не пытаешься ничего изменить. И пожаловаться некому, не то что попросить совета. Какие там, к черту, самодеятельные философы шустрики, пытающиеся всё подогнать под свои дурацкие теории…
Яшка сызмальства прочёл массу умных книг, в которых герои были честными и справедливыми, совершали подвиги и боролись, не жалея сил, с несправедливостью и обманом. Он учился по этим книгам, как себя вести, чтобы противостоять злу, растекающемуся повсюду зловонной жижей… Учиться-то учился, а что в итоге? Разве эти книжные герои попадали в такие безвыходные ситуации, как он сегодня, когда совершенно не представляешь, как поступать?
Может, окажись он лицом к лицу с явным врагом, то и поступил бы, как эти хрестоматийные герои, но… где этот враг? С кем воевать? С какими ветряными мельницами? Ромашкины и ГэПэ? Какие они враги… Выходило, что все эти книги бессовестно лгали, каждый раз выстраивая идеальную картинку взаимоотношений между людьми, и не было в этих книгах ни слова правды, как нет в реальности абсолютно справедливых людей и противостоящих им законченных негодяев. Всё это сказки. Мечты писателей, оторванных в своих кабинетах от настоящей жизни. Если бы, как Яшка, они по-настоящему столкнулись хотя бы разок с той жизнью, с той грязью, в которой мы копошимся и никак не можем из неё выбраться…
Мир, в котором он жил и живёт, несмотря на всю проповедуемую им правильность и целесообразность, лжив и жесток, и так на его памяти было всегда. Иного уже и представить невозможно. Вся его правота и справедливость – из области беспочвенных фантазий. Для сильных и уверенных в себе людей эти понятия, может, и существуют на их недоступном уровне, но только не для Яшки. Он – из тех самых крохотных винтиков или даже гвоздиков, которые созданы для того, чтобы их стройными рядами заколачивали по самую шляпку в доску надоевшего быта. Забивали – и тут же забывали. По этим доскам
