Снежный дом со свечой на окне - Ольга Станиславовна Назарова
Нет, подняться он сумел, даже сесть получилось, но на этом закончились и силы, и само желание жить. Зато подполз вплотную вечный холод ненужности – отчаянный страх того, кого никто никогда не любил… Он уже был уверен, что кот принадлежит ему. Навсегда.
Кот неподвижным взглядом смотрел в огромные фырчащие железки, которые всё ехали и ехали на него, наползая, как жуткие чудовища непомерной величины, каждое из которых могло бы и не остановиться.
Они виделись как расплывчатые пятна, звуки, недавно такие громкие и оглушающие, тоже едва пробивались через холод, а запахи и вовсе исчезли.
– Всё… наверное, всё! – он держался из последних сил, на одном упорстве, которое уже было готово сдаться, упасть в когтистые лапы вечной пустоты и исчезнуть. Именно так уходят нелюбимые…
Когда он понял, что его кто-то берёт на руки, поднимает, куда-то несёт, кот решил, что ему мерещится – сон такой, наверное, последний его сон.
Потом, ощутив под лапами нечто непохожее на ледяную и мокрую поверхность дороги, он заставил себя сесть – надо было быть готовым к тому, что его сейчас выкинут обратно. Его всегда выкидывали!
Но его почему-то не выкинули сразу, а привезли куда-то…
Там к коту вернулся слух, и он отчётливо расслышал чужие слова о том, что и сам знал – он никому не нужен, если выживет, то отправится в какое-то плохое место… навсегда. Кот не знал, что такое муниципальный приют, но интонацию расслышал отлично. И прозвучали эти слова как окончательный приговор.
Впрочем, тот самый странный тип, который его унёс с дороги, его там не оставил, а забрал с собой.
– Всё равно… мне уже всё равно, – думал кот, когда его куда-то перемещали, таскали, даже когда опять больно укололи шкурку. – Я просто уйду и всё…
Силы закончились. Даже сидеть или лежать на животе уже не получалось, и он откинулся на бок.
– Кот, ты чего, дyрaк совсем, а? Я тебя зачем таскал туда-сюда? – голос прорвался сквозь холод. – А ну давай приходи в себя! Да-да, я знаю, что тебе покой нужен, только ты с этим покоем помереть пытаешься, по-моему! Ёлки-палки, лапы холодные, уши холодные! Милка, не реви! Не реви, кому говорю, лучше пойди, открой калитку этим деятелям! Каким? Да соседским мастерам на все руки, я им позвонил, чтобы пришли срочно кота укололи! Не буду же я его в таком состоянии куда-то таскать. Не стеклянные, не развалятся! Кто? Да мастера эти самые! Милка, не зли меня, иди открывай!
Андрей вытянул из клетки лежанку вместе с котом и взял его на руки.
– И согреть-то тебя нельзя! Отёк может стать сильнее. Да где эти паршивцы? Кот, слушай, дyрень ты черномордый! Не смей помирать! Я тебя оставлю у себя. Жить со мной будешь, понял?! Только с условием, чтоб жив был! Ты один, ну… и я тоже. И я знаю, что тебе страшно. Только мне тоже страшно! Так что я тебя понимаю. И знаешь… я не хочу, чтобы ты ушёл. Слышишь, живи, зараза ты этакая! Ты мне нужен!
Холод пустоты пробрался уже совсем близко. Кот его видел отчётливо. Гораздо лучше, чем всё остальное.
Слышать что-то было почти невозможно, но сквозь это невозможно пробилось что-то такое, отчего холод дрогнул, поколебался безнадёжным серым маревом и… начал отступать.
«Живи, ты будешь со мной. Не уходи, ты мне нужен».
Мало это или много?
Бошинов с Петровским, беззвучно возникшие на пороге, мимолётно переглянулись. Оба знали, что это иногда не просто много, а целая вселенная – единственное, что может удержать.
Уколы, лекарства, режим, покой. Кот ждал только знакомые шаги, которые почему-то слышал ещё на лестнице, и слова. А ещё дыхание – его собственный настоящий человек ночью спал совсем рядом.
Андрей подтянул клетку к изголовью и, открывая глаза, перво-наперво смотрел в полумраке, поднимается ли чёрный бок? Дышит ли кот?
Через три дня стало ясно, что кот справился.
– Ну, что я хочу сказать… Коту-то стало однозначно лучше! – хмыкнул Василий Бошинов, делая очередную инъекцию. – То лежал как тряпка, а то… смотрит так, что аж извиниться хочется.
– Так извинись, тебе жалко, что ли? – уточнил Дмитрий Петровский.
А потом покосился на Андрея, который изображал полное безразличие, делая вид, что это вовсе не он провёл около кота всё это время, практически не отходя, и спросил:
– А кстати, как его зовут? Солидный такой… Без имени к нему и обращаться-то неловко.
– Да не знаю я… – Андрей и с Миланой советовался, и сам думал – ну ничего ему не подходит.
– Кого-то он мне напоминает… Такой взгляд… узнаваемый! – прищурился Василий.
Кот поднял голову и уставился немигающим взглядом на Бошинова, безотказная память которого выдала требуемую информацию.
– А! Ну конечно! Че!
– Че-го?
– Да не чего, а Че Гевара! Ну, сами посмотрите!
Все присутствующие смотрели на кота, он наблюдал за ними действительно весьма узнаваемым взглядом!
– Эээ… О коте по имени Чегевара я ещё не слыхал… – осторожно сказал Василий.
– Теперь услышишь! – пообещал Андрей. – Че! Как тебе, нравится?
Глава 33. Покой вам будет только сниться
Хантеров, мрачно усмехаясь, наблюдал, как Андрей Миронов кормит кота.
– Пробрало тебя, да? Ну-ну, посмотрим, надолго ли! И вот интересно мне ещё, а что там наша огневушка-поскакушка затеяла?
«Огневушкой-поскакушкой» он обозвал Леру за буйный темперамент.
– Вот так посмотришь, вроде как нормальная женщина, а ест теперь из кастрюльки – все тарелки переколотила! – пожимал он плечами. – Дикая какая-то! И из-за чего? В руки перестали все блага мира падать? Андрей неожиданно включил головной мозг и не поддался? Соседские «работяги» за грош ишачить не захотели? Ну-ну…
Лера и правда била посуду, продолжила бы это увлекательное занятие и дальше, но объекты приложения сил об пол внезапно закончились!
– Меррррзавец! – почему-то все её последние неудачи и проблемы, всё, что не получилось, и всё, что получилось не так, как хотелось, нашло свою причину и виновника – Андрея!
Ну конечно! А кто же виноват в том, что она, вместо того чтобы находиться в Москве в роскошной квартире «принца» или у себя на работе, желательно в кресле поганца-Ильи, вынуждена сидеть в заснеженном коттедже, полном похрустывающих под ногами черепков? Кто виноват в том, что она, вместо того чтобы ужинать в дорогом ресторане, вынуждена варить себе пошлую овсянку и есть её из кастрюльки, потому что тарелок больше нет? Кто?
– Если бы он не вляпался в этот дурацкий фиктивный брак и не подписал проклятый
