Первокурсники - Том Эллен

— Я сейчас настоящая зануда. Можно отвечу позже?

Он прислонился головой к моей макушке.

— Лады. Черт, в этом морозильнике теплее, чем у меня дома.

— Уилл так и не починил бойлер? Ты точно переезжаешь в следующем году?

— Думаю, да. Так будет… проще.

Джош выудил из кармана два печенья и протянул одно мне.

— Итак, как там твоя насыщенная любовная жизнь?

Я толкнула его локтем:

— Говорю же, нет у меня хламидиоза.

— Клянусь, Беннет, — рассмеялся Джош, — ты ходячая катастрофа.

— Ага. Давай только не будем перечислять все мои провалы.

Знай он о презервативе, наверное, помер бы от хохота прямо на полу морозильника.

— Но у вас с Люком все пучком? Это не из-за него ты расстроена?

— Нет. Люк чуть ли не лучшее, что со мной произошло. Ну, наверное. Понять бы еще, что вообще между нами происходит. То есть что-то есть, я живу в этом, но ничего не понимаю. Мы видимся каждый день. Проводим вместе большинство ночей. Пишем друг другу сообщения. Вместе готовим. Разве это не значит, что мы пара?

— Ну, звучит вполне себе в духе парочек.

— Но я не знаю точно, что там с его бывшей, и он никогда об этом не говорит. А еще он не дал Фрэнки сфоткать нас вдвоем на хэллоуинской вечеринке. Не знаю… Ненавижу такие ситуации. Когда не понимаешь статус. Статус собственной жизни! Есть ли время, по истечении которого вы просто становитесь парой, даже если вслух об этом не говорили?

Джош пожал плечами:

— Если тебя это тревожит, просто спроси его. Чего ты так боишься?

ЛЮК

На секунду мне показалось, что это Эбби.

Всего на несколько мгновений в этом странном потерянном состоянии между сном и пробуждением, но я готов был поклясться, что именно голова Эбби нежно прижимается к моей груди. А потом на тумбочке завибрировал телефон, и реальность вернулась в фокус.

Это было утро после очередной ночи, когда мы ушли веселиться по отдельности, напились и вернулись в постель вместе.

Я проснулся так же, как, наверное, и во все предыдущие дни: с пульсирующей головой и шершавым, точно бильярдный стол, языком. Попытался сглотнуть, но во рту было сухо, так что в итоге я лишь издал этот странный хрюкающий звук, будто щелчок радиатора.

Из-за двери доносились громкие голоса химиков и грохот кастрюль. В конце концов они свалили в лабораторию, а я лежал, слушал тихое дыхание Фиби и думал об Эбби. Думал о том, что почувствую, если она с кем-то переспит. То есть я правда пытался это переварить. Усиленно. Пытался представить, как она мне обо всем расскажет и как именно я отреагирую. И решил, что, если честно, буду счастлив. Я ведь просто хотел, чтобы она оправилась. Чтобы мы оба жили своей жизнью.

Но неужто я уже начал? Двинулся дальше? Я все еще сомневался, готов ли к чему-то новому. Чему-то официальному. Фиби мне очень нравилась, но вступать в серьезные отношения сейчас казалось слишком рискованно. Что, если все за кончится так же, как с Эбби? Что, если мне всю жизнь суждено лажать и причинять людям боль? Что, если мне не хватало храбрости начать новые отношения как раз из-за уверенности, что все покатится к чертям?

Правда в том, что я все это время беспокоился о том, как испортил жизнь Эбби, но ни разу не задумался, как она испортила мою.

Телефон завибрировал снова, трижды, и Фиби, вздохнув, заворочалась под одеялом. Я не мог дотянуться до тумбочки, не убрав ее голову с руки. Она почесала нос, пару раз моргнула, затем схватила трубку и протянула мне.

— Твой будильник? — пробормотала.

Четыре новых сообщения в общем чате. Фотография смутно знакомой девушки и все более жестокие комментарии Уилла, Демперса и Уикса.

Я отключил вибрацию и заблокировал экран.

— Просто футбольный чат.

Фиби перевернулась, так полностью и не проснувшись:

— М-м-м. Что пишут?

— Да насчет тренировки.

Я откинул одеяло и только тогда вспомнил, что совершенно голый. Падать голым в постель с Фиби, когда на дворе ночь, а мы пьяны, казалось естественнее всего в мире, но я пока не был готов к подобному при свете дня.

Я свесил с кровати ногу и нащупал что-то похожее на боксеры, но когда поднял, это оказалась футболка. А трусы почему-то валялись в дальнем углу комнаты.

— Мне просто нужно взять т… — Не закончив предложение, я встал, надел футболку и натянул ее по самую задницу, да так и потопал к двери, как пингвин в коктейльном платье.

Затем быстро надел боксеры, а когда вернулся из туалета, Фиби сидела на кровати и застегивала лифчик.

— Хочешь позавтракать?

Она нахмурилась:

— Эм, да. Но у вас на кухне такая вонь.

— Все нормально, я разработал систему. Просто открываю все окна.

— Ноябрь же. Холодно.

— Ага, а потому я включаю духовку и оставляю дверцу открытой.

Она сморщила нос:

— Все еще сомневаюсь.

— Ладно. Подожди секунду.

Я постучал в комнату Артура, но тот, судя по приглушенному зомби-стону, еще не проснулся.

— Я положу твой сыр в ванну! — крикнул я через дверь. — Всего на полчаса.

Раздался еще один стон, который я расшифровал как «да ради бога».

Когда я перенес сыр и проветрил кухню, Фиби отважилась натянуть мои треники и футболку, и мы приготовили тосты.

— А что за девчонка все время с Эдом? — спросила она, засовывая в тостер еще два ломтика хлеба.

— Какая?

— Ну такая. Блондинка. Будто из фильма Уэса Андерсона.

— А, эта. Сара. Или Софи. Или типа того. Они живут на одном этаже.

— Они встречаются?

Я пожал плечами и достал из холодильника джем:

— Не знаю. Вряд ли. Я честно пытался его расспросить, но Эд не особо распространяется о своих чувствах.

Фиби закатила глаза:

— Ну постарайся получше. От тебя зависит вечное счастье Фрэнки.

Дверь Артура распахнулась, и он вплыл на кухню — растрепанный и завернутый в одеяло.

— Кто тут у нас, — зевнул он. — Неразлучники.

Мы с Фиби натянуто рассмеялись.

— И что это мы тут готовим? — Артур уставился на мою тарелку, почесывая подбородок. — Тост?

— Да. Артур. Это называется тост.

Он взял ломтик, который я только что намазал джемом, и потопал обратно в комнату.

— Да, я возвращаюсь в кроватку, чтобы чуток пошопэнгауэрить. Если понадоблюсь, вы знаете, где меня искать.

Дверь захлопнулась, и Фиби улыбнулась:

— Помню, в первую ночь ты сказал, что соседи у тебя так себе. Но Артур правда классный.

— Это да, — кивнул я. — Сейчас все воспринимается иначе. Мы просто очень разные,