Городошники - Татьяна Нелюбина
Боже мой, что это я разболталась, моя диссертация – только подступ к этой теме, только начало…
– Почему вы замолчали?
– Не беспокойтесь, вам не придется меня останавливать.
– Может быть, я смогу вам помочь? Я много ездил по Уралу. Вернее, ходил. Я ухожу с рюкзаком в тайгу на две-три недели. На байдарках по Чусовой пойдете?
– Пойду. В тайгу не пойду.
– Пойдете как миленькая. Вы должны своими глазами увидеть все, о чем прочитали в библиотеке.
Я вдруг начала рассказывать о своих солеварнях, он, оказывается, и там побывал. Он туда добирался по нехоженым тропам, а мне хотелось, чтобы к солеварням был проложен маршрут. Мне хотелось заняться системой маршрутов (я впервые об этом так определенно подумала), «открыть» старые пути – ту же сухопутную дорогу от Соликамской прямо на восток к берегам Туры[7]. Вдоль дороги были устроены ямские станции, караулы, которые со временем переросли в селения.
Еще один путь в Сибирь шел вверх по реке Чусовой и дальше через перевал на реки восточного склона Урала: Тагил и Нейву. Этот путь был разведан и освоен русскими во время сибирского похода Ермака. С начала XVIII века Чусовая превратилась в главную транспортную артерию, она вместе с притоками обслуживала пятьдесят заводов Среднего Урала, по ее берегам строили верфи, пристани, селения. В весеннее половодье сюда сходились тысячи бурлаков, они сплавляли на «коломенках», поднимавших 250 тонн груза, металл и другую продукцию уральских заводов. Бушующий весенний поток часто выбрасывал барки на скалы – «бойцы».
К XVII веку русские знали, по крайней мере, семь важных путей через Урал.
С постройкой Кунгура возрождался древнейший путь – Старая Казанская конная дорога, она когда-то связывала Волжско-Камский бассейн с Азией и Сибирью и проходила через Сылвенско-Иренское поречье, но утратила свое значение в XIII веке во время Казанского ханства. По ней продвигались беглые крестьяне, бобыли и посадские люди. С 1783 здесь был открыт новый Сибирский тракт Москва-Казань-Оханск-Пермь-Кунгур-Екатеринбург, и вдоль него начала создаваться разветвленная сеть русских поселений – приисковые и рудничные, сельские, заводские с прудами, плотинами, верфями. Все это открыть, показать! Проехать верхом (!) или на санях (!) по необозримым долинам, окруженным лесистыми горами, сосны, ели вокруг, кедры и лиственницы.
Вечер пролетел незаметно. Он стал прощаться со мной и нарядной, сияющей мамой.
– Поправляйтесь! А вы, пожалуйста, не давайте ей много бегать… Я заеду завтра, только совсем не надолго. До свидания.
– До свидания…
Я закружилась по комнате. Проковыляла в ванную, приняла холодный душ, не помогло. Только еще веселее стало.
– На чем мы остановились, Сидоров? Ты рисуй, рисуй свое заводоуправление – сдавать скоро. Везет вам на проме. Планы вычертил, фасад сделал, готово. А нам – еще генплан делай, благоустройство, озеленение. Вникаешь? Какие у нас нагрузки неравномерные. Нет, нет, ты не отвлекайся, делай проект, я сегодня не расположена нежничать. Итак, мы остановились на том, что летом 1837 года Нижний Тагил был осчастливлен посещением наследника престола. Он приехал в Тагил ночью, везде горела иллюминация, но самая красочная иллюминация была устроена на той самой горе, которая возвышается почти посреди Тагила. Она вся была уставлена смолистыми бочками, кострами и плошками. Когда все это загорелось, и на вершинах дальних гор горели костры, а в то время как раз случилась темная ночь, то и представилась дивная картина. Конечно, кто не знал прежде, что существует среди города высокая гора, тому покажется эта масса огня чем-то до чрезвычайности странным, и всех более был поражен этой фантастической картиной наш славный поэт Василий Андреевич Жуковский. Он тоже там был.
На следующий день, утром, собралось множество народу, где остановился высокий гость, весь народ с нетерпением желал его видеть. Наш Художник (прадед Германа) стоял на крыльце, когда вышел государь-наследник, чтобы ехать осматривать завод. Он увидел Художника и подошел к нему, спрашивал, давно ли он в Тагиле и зачем приехал. Художник сказал, что господину Демидову угодно иметь виды всех своих заводов и ему поручили их написать. Его Высочество спросил, что у него из картин есть конченного. Художник ему доложил, что картины государь-наследник увидит на здешней выставке местных изделий. Его Высочество пожелал успеха, потом раскланялся с народом, сел в коляску и поехал осматривать завод. Почти весь день он осматривал заводы и рудники, был на выставке местных произведений, где и увидел картины.
Посещение Нижнего Тагила государем-наследником оставило во всех жителях самое приятное впечатление. Чтобы выразить свою радость, члены заводского управления устраивали обеды с музыкой и на каждом обеде провозглашались тосты о незабвенном посещении Нижнего Тагила Его Высочеством, составлялись веселые поездки на покосы. Там, среди прекрасной природы, в играх и песнях проводили время до полуночи.
– Зина, можно тебя на минуточку? – Это Кислуха притопала.
Ну что она привязалась ко мне?
Она утянула меня в уголок и поведала, как страдает.
Нет, правда, это здорово, что есть «трагедия». Не знаю, как другие, а я люблю что-нибудь трагедийное. Можно сидеть с окаменелым лицом и курить, курить… Услышать грустную песню и зареветь, не пойти на занятия – завалиться в постель и лежать вниз лицом. Ходить гордой и спокойной, печально улыбаться, когда все хохочут, быть вдали от всего… глаза такие отрешенные… Все это можно с полным основанием, правом. Ведь у тебя – горе. Любимый не любит!
А если бы вдруг полюбил? Услышала бы «Мишель», захотела бы по привычке присесть, пустить слезу, как вдруг бац! Вдруг вспомнила бы, что это
