Не могу и не хочу - Лидия Дэвис
Она открыла коробочку и передала ее ученику, который сидел ближе всех. Она пригласила их всех полюбоваться шоколадками.
«А есть их можно? — спросил ученик, державший коробочку, — или можно только смотреть?» Может быть, он шутил, но, может быть, она не дала ясно понять, что угощает класс шоколадками.
«Конечно, их можно есть», — сказала она.
«Можно посмотреть крышку?» — просит другой ученик.
Крышечка была почти такая же красивая, как сами шоколадки. Она была зеленая и разукрашена средневековыми картинками с людьми и зданиями в оранжевом, желтом, черном, белом и золотом цветах. Еще там были маленькие белые свитки, на которых готическим шрифтом были написаны пословицы, или с виду это были пословицы — короткие рифмованные фразы.
Она понимала только отдельные слова. В одной пословице говорилось, что надо быть как солнечные часы.
Проголодавшиеся ученики взяли по шоколадке — или, может быть, кто-то взял по две, а кто-то ни одной, она не следила за ними слишком пристально. Она собиралась раздать шоколадки тридцати разным друзьям, но теперь ей стало жаль усталых, голодных учеников и она разрешила им взять еще по одной. Один ученик, юноша из Канады, взялся собрать тоненькие бумажные обертки и отнести в мусорку.
После урока она снова перетянула коробочку резинкой и отнесла ее домой.
Сама она так и не попробовала шоколад, и теперь немножко переживала, что, может быть, он пролежал слишком долго. Как долго можно хранить шоколад? Она боялась, что шоколадки могли показаться ученикам залежалыми. Но еще она знала наверняка, что действительно разбиралась в шоколаде только одна ученица. Эта ученица ничего не сказала, может быть, из вежливости, или, может быть, не стала даже брать шоколадку, зная, как давно она ездила в Вену.
Потом, два дня спустя, она никак не могла найти коробочку в портфеле и испугалась, что потеряла ее. На мгновение она даже заподозрила, что ее украл кто-то из учеников.
Потом она поискала получше и нашла. Она открыла коробочку и посчитала: из тридцати одной осталось всего семь шоколадок — двадцать пять съели. Но в классе было всего одиннадцать учеников.
Она снова отнесла ее в свой кабинет и поставила на старую мексиканскую скамеечку, которая ей очень нравилась.
Она задумалась, правильно ли было бы съесть шоколад самой, и если правильно, то надо ли при этом находиться в каком-то особом настроении или, скажем, мироощущении. Объедаться шоколадом с горя, или от злости, или от жадности, было бы, наверное, неправильно. Надо было бы испытывать при этом наслаждение или счастье, или чувство торжества.
Она точно знала, что оставшимися шоколадками делиться ни с кем не хотела.
Когда она наконец попробовала шоколадку, та оказалась очень вкусная, с насыщенным горьковатым вкусом, сладкая и в то же время какая-то странная. Вкус держался во рту совсем недолго, и ей тут же захотелось съесть еще одну, чтобы заново испытать это удовольствие. Она собиралась съедать по шоколадке в день, пока они не кончатся. Но вместо этого тут же съела вторую. Она хотела бы съесть и третью, но не стала. На следующий день она съела сразу две, одну за другой, из желания растянуть удовольствие, потому что она верила, что так будет правильно, и она хотела себе это доказать. А на третий она съела еще одну, от какого-то смутного, неопределенного голода, не обязательно по еде.
Шоколадки так пришлись ей по вкусу, что она решила, что не так уж долго они и пролежали. Если только между свежим шоколадом и шоколадом, пролежавшим четыре недели, не существовало какой-то неуловимой разницы, неощутимой для нее, но ощутимой для эксперта, вроде той ученицы, которую она считала специалисткой по шоколадкам.
Потом она спросила ученицу, специалистку по хорошему шоколаду, где в городе продается самый лучший шоколад. Ученица дала ей адрес лучшего магазина, и она отправилась туда с надеждой отыскать маленькие шоколадки вроде тех, которые ей подарил добрый человек из Вены. Но в магазине продавались только шоколадки побольше, обычного размера, они были по-своему хороши, но ей нужно было другое.
Она решила, что ей не нравятся большие шоколадки. Попробовав впервые в жизни крошечные шоколадки, она поняла, что предпочитает именно их.
За несколько месяцев до этого ее угощали шоколадом в Коннектикуте, в гостях у довольно суровой бельгийки, с которой она была знакома уже много лет.
Шоколад был хороший, по крайней мере, на ее вкус, но плитка показалась ей слишком уж большой, во всяком случае, слишком большой, чтобы расправиться с ней по-быстрому. Она откусывала от нее понемногу, и эти кусочки были вкусные, но от следующей шоколадки отказалась. Другие гости удивились, а бельгийка ее высмеяла.
моя соседка по самолету
Моя соседка по самолету развлекается во время полета быстрыми и несложными кроссвордами из книги «Быстрые и несложные кроссворды». А у меня есть только длинные и сложные, а то и вовсе невозможные кроссворды. Она решает кроссворд и переворачивает страницу, и так весь полет. А я смотрю на одну и ту же страницу и не могу отгадать ни слова.
письмо
Жизнь слишком серьезна, чтобы писать и дальше. Раньше жизнь была проще, а часто и приятнее, и писать тогда было приятно, хотя при этом письмо казалось чем-то серьезным. Сейчас жизнь совсем не такая простая, она стала очень серьезной, и письмо на ее фоне кажется немного глуповатым. Пишут обычно о чем-то ненастоящем, а даже если и напишут о чем-то настоящем, то это все равно отвлекает от настоящей жизни. Очень часто пишут о людях, которые не справляются с обстоятельствами. Но я и сама стала одной из них. Теперь я одна из них. Вместо того, чтобы описывать людей, которые не справляются с обстоятельствами, мне стоило бы бросить письмо и научиться справляться. И уделять больше внимания настоящей жизни. Я поумнею, только если брошу писать. Мне есть чем заняться помимо этого.
промахнувшееся «спасибо» в театре
В задних рядах зрительного зала, по мере того, как зал заполняется зрителями, я привстаю с сиденья, чтобы пропустить женщину, пробирающуюся к своему месту.
«Спасибо», — говорит она.
«Угу», — отвечаю я.
Но я неправильно ее поняла. Она благодарила не меня, она благодарила капельдинершу, которая стояла чуть позади меня.
«Это я не вам, это ей», — говорит она, не глядя на меня.
Она просто
