Разговоры в рабочее время - Нелли Воскобойник
Была бы жива Анька, они бы сидели за роскошным столом, сервированным английским фарфором. А так – взяли пару хрустальных бокалов, вывалили на большую тарелку все пять сыров, прихватили специальный острый нож с двумя ро́жками и уселись за пыльный столик на балконе. Впервые с того времени, как Ане поставили диагноз, Базиль был спокоен и весел. Вино, должно быть, стоило бешеных денег – такого бархатного вкуса он не пробовал никогда, а ведь и он понимал в винах кое-что. И сыры Лео отобрал не первые попавшиеся.
Блаженный покой рухнул в одно мгновение: воздух наполнился мерзким воем сирены, меняющей свой невыносимый звук на еще более нестерпимый и нисходящий обратно.
– Вот б… – сказал Базиль, – и до Тель-Авива достают. Пошли в убежище!
– Да ну их, – ответил Лео, – не попадут!
– Не важно, попадут или нет, – сердито буркнул Базиль. – Наше дело соблюдать правила. Не мы с тобой будем увеличивать бардак. Бери пару сыров! Пошли вниз!
Он прихватил бутылку – не оставлять же Costa Russi, и они вышли на лестницу. Сирена выла, соседи спускались в подвал. Внизу было весело. Колонны дачных стульев, уставленных друг на друга, уже разобрали, и народ рассаживался группками. Дети катали машинки. Младенцев не было. Последним вошел голый, совершенно мокрый человек лет сорока. Полотенце он все же прихватил и замотал им то, что по минимуму необходимо, но был бос.
– Кроксы не нашел, – сокрушенно сказал он Базилю. – И очки остались.
– На, выпей, – предложил Базиль, и мокрый приложился к бутылке.
– Чего они смеются? – спросил Лео, который неожиданно для себя тоже стал улыбаться.
Васька подошел к смеющимся, взял у одного телефон, прочел что-то и сам засмеялся.
– Мемы друг другу показывают. Сейчас друзья из других городов шлют по телефону – подбадривают. Последний такой: «По-вашему, это нормально, что мы вынуждены сосуществовать с этими террористами? В нашем доме?! Нет больше терпения – они убивают нас!!! Когда уже откроются детские сады???»
В веселой группе опять засмеялись.
– Долго еще здесь торчать? – спросил Лео.
– Сирена закончится и потом еще десять минут, – ответил Базиль, отхлебнул из бутылки, откусил сыра из левой руки Лео и дал ему выпить, заботливо оттирая алые капли с его подбородка.
Сирена замолкла. Вокруг загомонили про Яффо. Лео не понимал, а Базиль переводить не хотел.
– Беспорядки там, – сказал он неохотно. – Полиция не справляется.
– Слушай, – внезапно заволновался Лео, – а Мишка, твой племянник, он же полицейский. Не опасно ему?
– Да какой он полицейский, – ответил Базиль, – он ученый. Генетик. Начальник лаборатории, подполковник. Вряд ли его пошлют патрулировать даже в такое время… Хотя, погоди! Ведь когда нисходит животворящий огонь, его посылают в патруль вокруг Гроба Господня.
Десять минут закончились, и народ стал расходиться. Лео сел на стул, положил остатки сыров на другой, взял бутылку и допил ее одним долгим глотком. Базиль смотрел на него, критически приподняв одну бровь.
– Ты думаешь, все это на самом деле? – спросил Лео.
– Что? – не понял Васька.
– Ну, всё… что мы в подвале из горла́ пьем вино за шестьсот долларов, что на Тель-Авив падают ракеты и что Мишка патрулирует Гроб Господень. Но не каждый день, а когда туда с неба нисходит животворящий огонь. Ты соображаешь, что говоришь?
– Ты, Лёнечка, не волнуйся, главное, – проникновенно сказал Базиль. – Волноваться вредно. А то у нас можно и умом поехать. Есть примеры. Давай-ка мы лучше поднимемся домой. У меня в холодильнике кастрюля голубцов – теща принесла. И еще две бутылки «Виткин петит сира» – ты этого и вообразить не можешь. Главное – телевизор не включать. Имею право, потому что у меня день рождения.
Они снова сидели на балконе, пили и пели стройно в терцию «Взвейтесь кострами, синие ночи! – Мы пионеры – дети рабочих». Луна поглядывала из-за веток неодобрительно. Лео понял.
– Слушай, Базиль, – сказал он, – мы тут горланим, а соседи?
– Они думают, что у нас караоке, – снисходительно ответил Васька. – Караоке – это святое… как… как…
– Понял, понял, – остановил его ладонью Лео. – Как Гроб Господень.
Охота
Впервые они договорились сходить на охоту в третьем классе. Собрались, разумеется, на льва, а орудовать предполагали копьями. Вначале их тревожило, что надо раздобыть или сделать надежные копья. Потом, изучая географию, они поняли, что затруднения будут и со львом. Закончив школу, они поступили в разные институты, и идея совместной охоты осталась в мечтах и разговорах под коньячок.
Охотничье ружье было только у Игоря – осталось от отца, с которым так и не получилось сходить пострелять зайцев: сначала Игорь был маленьким, потом что-то осложнилось с лицензией, потом отец заболел и стало уже совсем не до развлечений.
Марк и Вадим вообще оружие видели только на военной кафедре, но твердо верили, что когда-нибудь втроем будут брести по топкому берегу озера и умная собака, замерев в стойке, укажет им, откуда сейчас вспорхнет тетерев.
В год, когда им исполнилось по тридцать, Марк предложил собраться всем вместе у него в Ганновере и поохотиться на Люннебургской пустоши. В этом предложении было много приятного. И название Люннебургская пустошь радовало душу. Однако Марк был мечтателем и, хотя работал хирургом в знаменитой больнице «Зилоа» и уже метил в заведующие отделением, все, что находилось за оградой больницы, было для него таинственно и непостижимо. Игорь, не вставая из-за стола, за полчаса выяснил, что правила охоты в Германии совершенно не подходят для иностранцев. И если для получения лицензии они могли привезти заверенные со всех сторон справки, что здоровы, не совершали преступлений, не склонны к насилию, не употребляют наркотики и не замечены в пьянстве, то все равно месячный курс стрельбы надо было пройти в Германии.
Прошло еще два года, и Вадим сообщил, что совсем недалеко от Тулузы, где он преподавал гидродинамику в местном политехе, в кантоне Рьем есть замечательные охотничьи угодья. Там по вполне доступной цене они трое смогут получить лицензию на однодневную охоту
