Первокурсники - Том Эллен
— А что там о воспоминаниях Теда Хьюза и Сильвии Плат? — спросил Люк. — Я вроде как на первом семинаре все прослушал.
Он не добавил: «Я все прослушал, потому что ржал как конь над сообщением, в котором ты назвала меня самым горячим парнем на земле», но наверняка об этом подумал. Впервые один из нас упомянул тот семинар, и я почувствовала, как краснеет моя шея. Чертова эсэмэсочная сыпь. Я потуже затянула шарф, чтобы ее прикрыть.
— Ну, если в общем, — начала я, — то Тед Хьюз и Сильвия Плат познакомились на вечеринке, и эта встреча запомнилась как одна из самых эпичных и напряженных в истории литературы. Сильвия до крови прокусила Теду щеку.
— Да ладно? Как-то жестко.
— Нет, думаю, она просто запала. Или это было такое экспрессивное проявление неких… чувств. Но она точно его укусила, и с тех пор оба знали, что к добру или к худу, но они связаны. Словно они должны были встретиться. И оба действительно верили в этот фаталистический момент.
— Ну да.
— Но вот странность: оба написали о нем в своих дневниках, и кто-то явно ошибся с незначительными деталями. Синяя или красная лента. Итак, по словам Йоргоса, это важно, наверное, потому что Хьюз и Плат поэты, а значит, цвета и образность неразделимы.
Люк медленно кивнул:
— То есть либо лента была синей, и Тед видел Сильвию такой, какая она есть… Или лента красная, и он никогда не видел ее настоящую, лишь проецировал на нее то, что хотел увидеть?
— Именно. И честно говоря, я согласна с Мэри. Это лента Сильвии, так что она-то точно знала. Потому, кажется, Тед с самого начала воспринял ее превратно.
Я чувствовала на себе взгляд Люка.
— Ясно, — сказал он. — Я понял.
ЛЮК
Ни черта я не понял.
Это то, что случилось со мной и Эбби? Я с самого начала воспринял ее превратно? Или она меня? Может, она думала, что я спокойный, уравновешенный синий, тогда как на самом деле я огненный, разрушающий жизни красный?
С мыслями об Эбби вернулось чувство вины за то, что я запал на Фиби и считаю Мэри сексуальной, но пугающей. А потом я ощутил вину за то, что думаю о Мэри и Эбби, хотя должен бы внимательнее слушать Фиби. В конце концов я так расстроился из-за всего этого, что пнул попавшийся под ноги каштан, распугав белок.
— Поэзия слишком сложна, — пробормотал я.
Фиби рассмеялась:
— Ну а что тебе нравится? Кто твой любимый писатель?
— Не знаю. Мне нравится Джон Фанте, Кен Кизи. Еще люблю Хемингуэя.
— Люк! — Она смотрела на меня с притворным ужасом… а может, и с настоящим. — Хемингуэй был жестоким пьяницей.
— Да я ж не его самого люблю. Уверен, мужик был тем еще уродом. Просто мне нравится, как он писал. И в тексте чувствуется, что он действительно горел поиском смысла жизни. Все эти навязчивые идеи с охотой на акул, бычьими боями, выслеживанием дичи — безумные, опасные поступки, лишь бы почувствовать себя более живым.
— То есть, по сути, куча невинных животных должна была умереть, чтобы один пьяный мужик «почувствовал себя более живым»? Пожалуй, я останусь с Джейн Остин.
Мы прошлись мимо бара Ютланда, компьютерной комнаты, торговых автоматов. Так странно, словно мы вновь медленно нащупывали единый ритм. До ночи шуток про Стефани Стивенс в плане легкости общения было еще далеко, но прогресс налицо.
— Вообще, у меня есть отличная книга о Теде и Сильвии, — сказала Фиби. — Мама дала — она от этой парочки без ума. Если захочешь, могу одолжить в любое время. Особенно если в итоге решим делать презентацию о них.
— Да, было бы здорово. Спасибо.
Мы дошли до развилки — корпус Ди налево, корпус Би направо — и замерли на мгновение, стискивая лямки сумок и не глядя друг на друга.
— Итак… — Фиби позволила слову повиснуть между нами.
Я правда не хотел, чтобы она уходила. Хотел и дальше с ней тусоваться.
— Может… я возьму ее прямо сейчас? — предложил я. — В смысле, книгу?
Фиби теребила свой огромный шарф и смотрела в окно.
— Да. Конечно. Круто.
Корпус Ди внешне ничем не отличался от корпуса Би, но из-за отсутствия сырной вони казался гораздо гостеприимнее.
Кухня здесь выглядела похуже, чем наша, но комната Фиби была куда опрятнее и приятнее, чем моя. К тому же она красиво развесила по стенам фотографии, а шкаф с умывальником украсила гирляндами с крошечными разноцветными огоньками. Пока Фиби доставала с полки книгу, я пригляделся к фотографиям.
— Быть не может. Это же… День Книги?
Среди снимков Фиби и ее друзей нашелся один общий всех девятиклассников в костюмах литературных персонажей.
— Ага. — Она встала на колени на кровать рядом со мной и улыбнулась, рассматривая фото.
Я подался вперед и прищурился.
— Нашел тебя!
— С такими волосами это несложно, — вздохнула Фиби, собрав волосы в кулак и перебросив через плечо.
— А ты… кто? — Я все присматривался, но так и не смог понять. — Облако?
Она рассмеялась:
— Я мышь.
— А, ну да, вижу. Мышь. — Я кивнул. — Собирательный образ мыши всея литературы? Какая именно мышь?
Фиби закатила глаза:
— Мышонок из книжки про Груффало. Смотри. — Она указала на стоящую рядом девушку, кажется, в костюме дьявола. — Это Флора в образе Груффало. Ты помнишь Флору?
Я помнил Флору, но не знал, что ее зовут Флора.
— Ага, помню. Значит, Груффало и Мышонок. Это немного… узконаправленно, не находишь?
Фиби пожала плечами и вручила мне книгу про Теда и Сильвию.
— Узконаправленные штуки всегда самые лучшие. Ты-то сам хоть на фотке есть или был слишком крут для Дня Книги?
— Разумеется, я там есть. — Я ткнул пальцем в крошечного угловатого четырнадцатилетнего себя, зажатого в заднем ряду между Рисом и Гарри. — Я величайший литературный герой всех времен. Пацан в футболке «Арсенала».
Фиби скривилась:
— Ты пришел на День Книги в футболке «Арсенала»?
— Кто-то на бескрайних просторах мировой литературы наверняка такую носил. К примеру, чувак из «Бейсбольной лихорадки».
— Чувак из «Бейсбольной лихорадки», — передразнила она. — Классика.
— Да, это классика, благодарю покорно.
— Да ну. Просто тебе не по плечу создать крутой образ. Признай. Вот что ты надел на вечеринку смайликов?
