Вношу ясность - Фрэн Лебовиц
Оскорбленные чувства
Ситуация признается оскорблением чувств, когда обозначенный маршрут содержит один из следующих элементов:
1. Отталкивающе несоразмерная архитектура.
2. Избыточное число художников-концептуалистов. Формальное определение «избытка» в этом случае выражается следующим образом: «Покойных – более двух, живых – более одного».
3. Бодрствующие музыканты.
4. Стильные домашние питомцы.
5. Этнические рестораны с интересной кухней.
Тягостные воспоминания
1. Обстановка может навевать тягостные воспоминания, когда гонец вынужден доставить почту в район, где:
2. Он пережил сексуальный контакт, принесший ему эмоциональное удовлетворение, но и физическое увечье.
3. Он употребил в пищу карри с креветками, приготовленное без должного внимания.
4. Его пырнули ножом.
Застой вдохновения
Почтворческий застой – это тяжелое состояние, с пугающим постоянством поражающее наиболее чувствительных гонцов. Его симптомы таковы:
1. Неспособность найти точный адрес, вызванная парализующим перфекционизмом и уверенностью, что точный адрес – великий адрес, который, как ему казалось, всегда в нем зрел, – всегда будет ускользать от него.
2. Склонность превратно считывать коды и мучительные сомнения, что они, возможно, не такие уж почтовые.
3. Уверенность, что он человек конченый, что прекрасные времена срочной доставки остались позади.
Прежние обязательства
Почтальон из Гринич-Виллидж прилагает все усилия, чтобы освободить дневные часы для работы, но он, конечно, не в состоянии противостоять изматывающему ритму городской жизни и нередко обнаруживает, что все его время плотно расписано. В этом нет ничего удивительного, ведь он свято верит в изречение «Кто рано встает, тому Бог подает» и захвачен тем головокружительным вихрем, который представляет собой светская и деловая жизнь других. Один взгляд на страничку из его настольного календаря открывает следующее:
Mardi 6 avril[34]
10.30 Присутствовать на заседании правления Фонда Форда
12.00 Встреча с агентом по поводу перевода на голландский
1.00 Ланч, La Côte Basque – Барбара Уолтерс
3.30 Доклад на заседании Совета Безопасности ООН
6.00 Модный показ, 500 Club – Стивен Берроуз – прет-а-порте
8.00 Закрытый кинопоказ в отеле «Парамаунт»
10.00 Рабочая встреча за обедом – Джонас Солк – Orsini’s
Писательская стачка: ужасающее пророчество
В крупных городах нередки забастовки и демонстрации врачей, мусорщиков, пожарных и полицейских. Население всякий раз сильно досадует. Те, кого волнует общественная гигиена и безопасность, сразу же явственно представляют себе, как город заполоняют пылающие груды мусора и убийцы, разносящие заразные болезни. Впрочем, мусор на улицах, пожар в спальне, убийцы в загуле и узловые образования в легких чинят всего лишь физические неудобства. Что, если прекратят работу куда более серьезные отрасли? Итак, когда политики и рядовые граждане сталкиваются с привычными проблемами, пусть утешаются мыслью: «Да, хаос адский, хорошо еще, что это не писатели». Поверьте мне на слово: на фоне писателей даже «Международное братство водителей грузовиков» – смирные ягнята.
Пожалуйста, вообразите дождливый воскресный день в Нью-Йорке. По всему городу писатели валяются в постели (каждый – в своей), накрыв голову подушкой (каждый – своей). По росту, телосложению, цвету кожи, вероисповеданию и мировоззрению они совершенно между собой не похожи, но все в один голос жалуются на жизнь. Кто – самому себе, кто – собеседнику, непринципиально. А затем, одновременно, все писатели переворачиваются на другой бок и тянутся к телефонам. Еще несколько секунд, и каждый нью-йоркский писатель уже беседует с каким-нибудь другим нью-йоркским писателем. Беседует о том, как ему не пишется. Пожалуй, в нью-йоркских писательских кругах нет более популярной – если не считать вопроса «Кто не голубой?» – темы для разговоров. Обычно у нее масса вариаций, и каждая обязывает тебя к особой, соответствующей реакции.
Первая вариация на тему
Тебе не пишется. Звонишь другому писателю. Ему тоже не пишется. Вот здорово! Можно два часа разговаривать о том, как вам обоим не пишется, а потом пойти вдвоем в ресторан и засидеться до четырех утра.
Вторая вариация на тему
Тебе не пишется. Звонишь другому писателю. Он сидит и пишет. Это ужасно. Собеседник объявляет тебе, что не просто сидит и пишет: у него небывалый прилив вдохновения. И бросает трубку. Единственный выход для тебя, если не считать самоубийства, – позвонить какому-нибудь рок-музыканту. Это поможет снова почувствовать, что интеллектом тебя бог не обидел, и вернуться на привычную стезю – стезю писателя, которому не пишется.
Третья вариация на тему
Сидишь и пишешь. Звонит другой писатель поговорить о том, как ему не пишется. Объявляешь, что тебе сейчас пишется совсем неплохо. Он в приступе мазохизма спрашивает, над чем конкретно ты работаешь. Сообщаешь, скромно потупившись: да так, одна безделка, отдаленно похожа, скажем так, на «Идеального мужа», но, может быть, слегка смешнее. На следующий день на его похоронах ты держишь себя благородно и достойно.
У темы есть и другие вариации, но, полагаю, общий смысл вы уже поняли. Итак, как-то в воскресенье происходит нечто феноменальное. Всем до одного писателям в Нью-Йорке не пишется. Едва молва об этом распространяется по всему сообществу писателей, которым не пишется, возникает неимоверное безмерное коллективное чувство облегчения и взаимной приязни. Целый чудесный миг каждый нью-йоркский писатель думает о коллегах с симпатией. Если никому из писателей не пишется, очевидно, вина лежит не на писателях. Виноваты они – все, кто не мы. Писатели объединяются. Они намерены отомстить городу. Они больше не будут, когда им не пишется, валяться в постели за закрытыми дверями. Нет, они будут публично сидеть сложа руки – пусть все видят, что им не пишется. Они устроят забастовку. Они принимают решение провести в холле отеля «Алгонкин» сидячую демонстрацию – будут сидеть и демонстративно не писать.
Последствия начинают ощущаться далеко не сразу, но все же года через полтора население начинает замечать, что читать больше нечего.
